Осадок подозрительности остается после каждого значимого жеста, разрушая спонтанность и вводя гетерономию. "Книжка читалась легко, на одном дыхании, и это сразу показалось мне подозрительным" – так рассуждает типичный субъект, имеющий отношение к авторствованию и вообще к теоретическому дискурсу. Благодаря бдительности удается выбраться из многих ловушек Lebenswelt, a некоторые удается искусно обойти. Вот только субъекту не приходит в голову, что преодолеваемые ловушки он сам же себе и создал, а все триумфы предусмотрительности, на которые потрачено столько времени (порой целая жизнь), можно было бы отпраздновать и по другому поводу. От имени Просвещения, передающего вахту следующему проекту, хочется заявить: люди, не будьте так бдительны. Будьте доверчивее, и у вас появится больше шансов прожить жизнь, достойную человека».

Прервем пока аргументацию Транспаро Аутисто для небольшого комментария. У автора «Критики подозрительного субъекта» задача явно не из легких: ему приходится представлять, причем на языке сложившейся философии, возможное «светлое» самосознание эпохи Транспарации. Это, конечно, нечаянная радость для мастеров традиционной метафизики: наконец-то нашелся хоть один защитник сирых и убогих в теоретическом отношении обитателей ПСК. Мысли, высказанные им в форме тезисов, пригодны для полемики, но эта пригодность далась дорогой ценой. Адаптированность к дискурсу субъекта вызывает периодическую утерю контакта с аборигенами ПСК. Адвокат и его подзащитный то и дело теряют друг друга, поскольку позиционные смещения, ухищрения, фигуры иронии и дистанцирования не конвертируются во внутреннюю валюту мышления в ПСК, номинал которой располагается в пространстве, задаваемом параметрами деньги – новости – приветы. Индивидам, лишенным подозрительности и вследствие этого лишенным также изощренности, в какой-то момент становятся равно непонятны как их непримиримые критики вроде Хайдеггера или Юлиуса Эволы, так и их снисходительные адвокаты (Бодрийар, Вирильо), чьи мотивы прослеживаются в апологии Транспаро Аутисто. Дело в том, что философский дискурс в его нынешнем виде насквозь инфицирован позицией субъекта – даже если это дискурс самокритики или покаяния. Хуматон может быть благодарен добросовестному адвокату, но суть аргументов и «за», и «против» остается для него непостижимой.

Тем не менее господин Аутисто совершенно прав в обозначении водораздела между двумя эпохами, между рацио и транспарацио. Их отличает друг от друга не смена мифологий и идеологий (это уже следствие) и даже не победа скорости над содержанием (это общий вектор, уходящий и уводящий за пределы ПСК), а изменения в конфигурации субъекта, точнее говоря, индивида-деятеля. Классический субъект (подозрительный по определению), некогда победивший и теперь, до сего дня, господствующий проект производства человеческого в человеке, обнаруживает все больше несоответствий наличному раскладу скоростей и ускорению/упрощению обменов. Субъект тормозит поэзис, пытается удержать его в рамках ratio, замедляет метаболизм интенсивно «работающего» социального тела, пытается охладить разгоряченное воображение. Налицо ситуация несоответствия – почти по Марксу, только вместо производственных отношений, «тормозящих» развитие производительных сил, развитие цивилизации упирается в конфигурацию «субъект», слишком тяжеловесную и перегруженную для того, чтобы быть подхваченной ветром сверхбыстрых обменов. Для этих обменов, в том числе для летучих идентификаций, требуется более легкая транспортная капсула, обретаемая без многоступенчатой сборки.