Дверь распахнулась резко, как будто пнули ногой. Вошла жена, собрала чашки с недопитым чаем.
– Тоже мне, родовая аристократия! – прошипела она сквозь зубы, так, чтобы слышала Маша.
– Жаль, что ты так мало знаешь о деде, – грустно сказал отец.
– А ты мне рассказывал? – вскипела Маша. – Что-то я не помню, чтобы ты со мной часто общался в детстве.
Она тут же пожалела о своих словах, потому что отец сгорбился и сразу постарел лет на десять.
– Ну ладно, – примирительно сказала она, – вряд ли происхождение моего деда имеет отношение к его смерти. А ты веришь, что гибель его не случайна?
– Это было так давно… – отец склонил голову, – знаешь, вот ты спросила, и теперь я вспоминаю… перед той поездкой он вел себя… не то чтобы странно, но он прощался со мной так, будто не надеялся увидеться снова. Тогда я подумал, что отец предчувствовал свою смерть – ну, он все-таки был немолод…
– Возможно, этому есть более реальное объяснение? – прервала его Маша.
– Ты рассуждаешь, как репортер, – грустно сказал отец, – все нужно выяснить до конца, во все внести ясность… – Он закашлялся, и Маша отметила, что кашель у него нехороший, такого не бывает при обычной простуде.
– Я не знаю, чем конкретно он занимался перед своей поездкой в Рим, зачем он вообще туда ездил, – сказал отец, отдышавшись, – он не рассказывал мне подробно. Откровенно говоря, у нас с ним тогда складывались не самые лучшие отношения. Он не одобрял моего развода с твоей матерью и то, что я совсем с тобой не вижусь… Но, понимаешь, твоя мама…
– Не будем об этом, – решительно прервала Маша, испугавшись, что сейчас ее втянут в какие-нибудь прошлые семейные дрязги и разбирательства.
– Да, я вспомнил! – оживился отец. – Он спрашивал тогда ваш адрес, хотел тебя навестить…
– Не помню, – как можно равнодушнее сказала Маша и порадовалась, что перед тем, как позвонить в квартиру отца, она сняла кулон и убрала его в сумочку.
Сейчас ее все время не оставляла мысль, что жена отца стоит под дверью и слушает их разговор. Вряд ли она поймет, что пентагондодекаэдр – очень ценная вещь, но может заподозрить, что дед оставил Маше какие-нибудь старинные драгоценности или монеты. И тогда она станет настраивать отца против нее.
– Он оставил мне свои записи, – послушно вспоминал отец, – рукопись неоконченной книги, какие-то заметки для статей, переписку. Все это после его смерти забрали люди из института. Сказали, что сдадут в архив. Остались только личные дневники, у отца был такой почерк, что никто его не мог разобрать…
– Да что ты? – оживилась Маша. – А можно мне посмотреть?
Отец в задумчивости уставился на ящики, потом вышел в коридор. Послышался грохот, скрип дверцы шкафа, что-то упало со звоном. Маша в это время аккуратно переписала адрес с конверта, в котором находилось письмо профессора Дамиано Манчини. Начальник Виталий Борисович учил, что репортер не должен пренебрегать никакой, даже самой малой крупицей информации.
– Алина! – послышался голос отца. – Куда делась с антресолей коробка с бумагами?
Маша не разобрала слов, но, судя по интонации, Алина отозвалась хамски. Она приоткрыла дверь и прислушалась.
– Ты что – выбросила ее? – судя по голосу, отец разозлился.
– Кому нужно твое старье! – заорала жена. – Всю квартиру к черту захламил! На дачу я отвезла твои бумажки, может, хоть на растопку пригодятся!
– На растопку? – ахнул отец и снова закашлялся.
Он стоял в прихожей, согнувшись, и никак не мог унять приступ. Маша провела его в комнату и помогла сесть на диван, а сама полетела за водой. На кухне Алина, как ни в чем не бывало, выщипывала брови перед настольным зеркалом.