«А этот Абэ – парень не промах», – с восхищением думал князь Мито о двадцатидевятилетнем тайро – «великом старейшине» сёгуната – Масахиро Абэ, чье тайное содействие открыло для него дверь во власть. Фактически, он был едва знаком с этим блистательным правителем Исэ, владельцем замка Фукуяма. То, что Абэ протянул ему руку столь замысловатым способом, – факт весьма удивительный.

Нариаки немедленно передал свое согласие через старшего вассала.

Услышав об этом, Абэ втайне вознес хвалу собственному политическому чутью. Сам он о юном Кэйки абсолютно ничего не знал и мнение свое основывал лишь на слухах о надеждах, которые возлагал на него князь Мито.

Вышло так, что отцовские ожидания Нариаки породили слухи, и эти слухи, в свою очередь, вывели его седьмого сына на тропинку невероятной судьбы.

Естественно, десятилетний Кэйки даже не подозревал об этом. Ранней осенью 1847 года он отправился из замка Мито в Эдо по приказу отца, который велел ему срочно явиться в столицу. Путешествовал мальчик верхом в сопровождении тринадцати самураев, включая его наставника, Кандзабуро Иноуэ. За три дня они добрались до резиденции Мито в Комагомэ (район Эдо).

Утром первого дня следующего месяца тайро Масахиро Абэ и Тадамаса Тода, один из старших советников бакуфу, навестили Нариаки в качестве посланников сёгуна Иэёси и официально объявили о желании его превосходительства передать мальчика на усыновление в дом Хитоцубаси. Это семейство имело ежегодный доход в 100 000 коку.[13]Оно не было независимым, как «три знатных дома» Токугава, поместьями не владело и не имело собственных вассалов, поэтому не причислялось к хан, или феодальным кланам. Вместо самураев семейству прислуживали хатамото («знаменосцы»), вассалы бакуфу, которые имели статус прямых подданных сёгуна; им вменялось в обязанность заботиться только о личных нуждах Кэйки, не более того. Поскольку «три благородных дома» – Хитоцубаси, Симидзу и Таясу – числились среди тех, кто мог по закону предоставить наследника сёгунату, считалось, что их вассалы находятся на службе у сёгуна и семьи как бы берут их взаймы. Эта система была введена при восьмом сёгуне, Ёсимунэ, который желал укрепить наследственную линию Токугава. Единственной задачей «трех благородных домов», поставленной перед ними военным правителем, было хранить свою линию в добром здравии, никакой иной роли – в политической или общественной жизни – им не отводилось.

Итак, Кэйки вступил в дом Хитоцубаси. Эдоские сановники шептались, что, поскольку он выходец из Мито, его кровная связь с главной линией Токугава довольно призрачна. Но делать было нечего. Кии и Овари состояли в близком родстве с правящими Токугава, и доверие к сёгуну с подобной родословной было бы безупречным, но то, что Мито встал в очередь на наследование – случай беспрецедентный. Основателем рода Мито являлся Ерифуса, одиннадцатый сын Иэясу. С тех самых пор никаких брачных связей с прямыми потомками сёгуна выходцы из Мито не заключали, так что, хотя этот клан и считался одним из «трех знатных домов», единственная кровная ниточка, которая связывала его с Токугава через Иэясу, отстояла на два века. То, что Кэйки, младший отпрыск этой ветви, попал в претенденты на пост сёгуна, – дело из ряда вон выходящее.

Однако сёгун Иэёси остался доволен. Его любимая бывшая принцесса Сати, приходилась матери Кэйки сестрой, а сам Иэёси, соответственно, был ему дядей. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы сёгун начал питать расположение к мальчику еще до первой встречи с ним.