Жена Нариаки родилась в Киото. Это была женщина императорских кровей, из семейства принца Арисугавы, приемного сына императора Нинко, и в девичестве носила имя Томиномия Ёсико. Император Нинко дал свое согласие на этот брак сразу же, соизволив заметить:

– Князья Мито – из военной знати, но вот уже многие поколения они преданно служат Хризантемовому престолу.[7] Это идеальный вариант.

Принцессу Томиномия высоко ценили во дворце за ум и красоту, слухи о ней дошли и до Мито. Впоследствии Нариаки был предан жене и часто повторял: «Красота увядает, а ум ничем не заменишь. Надеюсь, она подарит мне прекрасного сына».

В скором времени так и случилось – у них родился мальчик. На тот момент у Нариаки уже был сын от наложницы, но конечно же наследником и следующим даймё Мито становился ребенок от официального брака. Это был Цурутиё, или Ёсиацу, десятый глава дома Мито, человек с мягкими чертами лица и манерами киотоского аристократа. Он был начисто лишен воинственности, которую так ценил Нариаки. Разочарованный отец провозгласил, что в его сыне одержала верх изнеженная кровь двора.

Вслед за Цурутиё у него родились еще пять сыновей, один за другим, но не все от жены. Им были даны имена по порядку рождения: Дзирома («второй сын»), Сабурома («третий сын») и так далее. Второму и пятому подарила жизнь Ёсико, но один из них умер в раннем детстве, а другой, как и Цурутиё, всей повадкой пошел в придворную знать. Нариаки сетовал на то, что киотоская кровь взяла верх в его сыновьях, а личный вклад отца оказался весьма незначительным. И вот в 1837 году Ёсико произвела на свет Кэйки, которого в младенчестве называли Ситирома – «седьмой сын». С самого первого дня Нариаки не спускал глаз со своего отпрыска, стараясь найти ответ на волновавший его вопрос: в кого же пойдет мальчик?

Нариаки был человеком разносторонним, одним из его страстных увлечений являлось воспитание детей. Не в пример многим даймё, он зорко следил за тем, как и чему обучают сыновей. Сам он мальчишкой ненавидел, когда его наставляла няня.

– Мужчину должен воспитывать мужчина! – заявил он однажды своему отцу и настоял на том, чтобы ненавистную няньку сменила пара широкоплечих самураев.

Закон санкинкотай обязывал князей растить детей в Эдо. Однако Нариаки сумел добиться для своих отпрысков особых привилегий. Рождались они в резиденции клана Мито в столице сёгуната, но в раннем детстве их отправляли в провинцию и отдавали на воспитание самураям. Нариаки хотел быть уверенным, что столичная роскошь не избалует его сыновей.

Это вошло в правило, и Кэйки воспитывался в том же духе – не как изнеженный придворный ребенок, а как настоящий воин Мито. Через год после рождения его оторвали от матери и отослали в семейный замок в Хитати. Когда мальчику исполнилось десять лет, Нариаки вернулся домой из Эдо и с гордостью увидел, каким прекрасным подростком стал его сын. Год за годом, бывая наездами в Мито, Нариаки с удовлетворением наблюдал за физическим и духовным развитием своего любимца и даже самонадеянно заявил перед советом старейшин сёгуната:

– Помяните мое слово, этот мальчик вырастет совсем другим.

То есть он хотел сказать, что наконец-то один из его сыновей оказался не похожим на слабовольных киотоских принцев.

Втайне Нариаки надеялся, что Кэйки станет реинкарнацией Иэясу,[8] великого основателя династии Токугава.

– Приучайте его к дисциплине, – напутствовал он каждого, кто имел отношение к воспитанию ребенка, начиная с главных вассалов клана и наставников Кэйки, заканчивая женщинами, проживавшими на своей половине фамильного замка.