Он сказал: Он, конечно, был довольно трудный персонаж

+ и вдруг прибавил – Вы меня простите? Мне надо поговорить с Питером, пока он здесь.

И он отошел, и лишь когда он отошел, я поняла, что не задала самый важный вопрос, а именно: Слышим ли мы Бога?

Я помялась и побрела за ним, но он уже окликал Питер!

+ Питер сказал Джайлз! Как я рад! Ты держишься?

+ Джайлз сказал Увлекательные времена.

В общем, вмешиваться было не с руки. Я непринужденно влилась в стайку людей поблизости.

Питер что-то сказал и Джайлз что-то сказал и Питер что-то сказал и Джайлз сказал Господи боже конечно нет наоборот и говорили они довольно долго. Проговорили с полчаса и вдруг замолчали, и Питер сказал Ну, сейчас вряд ли а Джайлз сказал Да уж, и они снова замолчали и не сказав больше ни слова удалились.

Я собиралась уйти через 10 минут; пора было уходить. Но тут в дверях загалдели, и вошел Либераче – улыбается, чмокает женщин в щечку и перед всеми извиняется, что так опоздал. Люди поблизости от меня, видимо, были с ним знакомы и теперь ловили его взгляд, а я поспешно пробормотала что-то насчет попить и удрала. Я боялась идти к двери, потому что опасалась, как бы кто в знак особой любезности не познакомил меня с Либераче, но у шведского стола вроде было безопасно. В голове все мелькали фразы из Шёнберга. Я тогда еще не слышала его музыки, но книга о гармонии казалась взаправду гениальной.

Я стояла у стола, жевала сырные палочки и временами косилась на дверь, но Либераче, хотя и постепенно продвигался внутрь, по-прежнему был между мной и выходом. Ну, и я стояла, размышляла об этой гениальной книжке, думала, что надо бы купить пианино + вскоре ко мне приблизился не кто иной как Либераче.

Он сказал Вы правда так скучаете и расстроились как это у вас на лице написано?

Трудно придумать ответ, который не будет грубым, кокетливым или же грубым и кокетливым.

Я сказала Я на вопросы с подвохом не отвечаю.

Он сказал Я без подвоха. У вас такое лицо, как будто вам все надоело.

Я сообразила, что, увлекшись сочинением ответа, думала о вопросе, а не о вопрошающем. Есть люди, которые понимают, что пока не узнаешь, насколько скучающее и расстроенное у тебя лицо, неоткуда знать, как соотносятся твои переживания и твоя наружность, но в своих работах Либераче доказал, что логика ему неведома, и высока ли вероятность, что в светской беседе на приеме восторжествует могущество его рассудка? Невысока.

Я сказала Я подумывала уйти.

Либераче сказал Вам и впрямь надоело. Не могу вас упрекнуть. На приемах всегда тоска смертная.

Я сказала, что не бывала раньше на приемах.

Он сказал Я и подумал, что раньше вас не видел. Вы из «Пирса»?

Я сказала Да.

Тут меня осенило. Я сказала, что работаю на Эмму Рассел. У нас в конторе все были так счастливы, когда узнали, что вы придете. Давайте я вас познакомлю?

Он сказал Ничего, если я откажусь?

И улыбнулся и сказал Я тоже подумывал уйти и тут увидел вас. Горе беду всегда найдет, сами знаете.

Я ничего такого не знала, но ответила Говорят.

И прибавила Если мы уйдем, у нас уже не будет ни горя, ни беды.

Он спросил Где вы живете? Может, я вас подвезу?

Я сказала, где живу, и он ответил, что ему почти по дороге.

Тут я запоздало сообразила, что надо было сказать, мол, меня не надо подвозить, и запоздало сказала, а он ответил Нет, я настаиваю.

Я сказала Да все нормально, а он ответил Не верьте слухам.

Мы пошли по Парк-лейн, а потом по всяким другим улицам Мейфэра, и Либераче говорил то и это, и все звучало так, будто он нарочно кокетничает и ненароком грубит.