Л: Ты самурай?

Л: Ну еще бы!

Камбэй и Кацусиро уходят. Выбегает крестьянин, падает на колени.

Я рассказываю Л, что в автобиографии Куросава превозносит Мифунэ до небес, только вот отмечает, что у Мифунэ очень резкий голос, микрофоны его улавливали с трудом. Говорю, как это очаровательно, что переводчики перевели японский на пингвиний.

Л: Какой пингвиний?

Я: На который переводят английские переводчики. У меня просто обширный боевой опыт! Я намерен идти за тобой! Большинство англоговорящих понимают пингвиний, даже если обычно на нем не говорят, но все равно.

Л: А там говорят по-другому?

Я: Может быть, они говорят на японском по-пингвиньи. Нам остается только догадываться. Камбэй говорит: Тада кассэн ни ва дзуйбун дэта га, тада – просто, кассэн – битва, бой, сообщает нам Халперн (но, может, это в словарь проник пингвиний. Большой вопрос), ни – в, ва – тематическая частица, дзуйбун – много, дэта – случалось, га – тоже частица, мы сейчас вникать не будем, но она, по всей видимости, довольно распространенная, мне как-то не верится, что это она и придает пингвиний оттенок…

Л: Ты когда научишь меня японскому?

Я: Я его сама толком не знаю.

Л: Научи тому, что знаешь.

Я: [НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ] Ну

Л: Пожалуйста

Я: Ну

Л: Пожалуйста

Сладкий глас рассудка: Ты уже столько всего начал, по-моему, лучше еще поработать над этим, а уж потом начинать новое.

Л: Сколько еще?

Я: Ну

Л: Сколько еще?

Только этого не хватало – учить пятилетнего ребенка японскому, который я и сама-то пока не выучила.

Я: Я подумаю.

Я бы хотела ослеплять своим стилем. Вряд ли во мне откроются таланты Сезанна; если я не оставлю иных замет, хотелось бы, чтоб эти потрясали читателя. Но писать надо так, чтобы меня поняли; как сохранить совершенство формы? Пред моим внутренним взором страница – по-моему, De Natura Deorum[13] Цицерона: сверху одна-единственная латинская строка, остальное по-английски (возможно, по-немецки), пояснения к именам, по прошествии 2000 лет неузнаваемым. Вот так оно и будет смотреться, если я стану объяснять все свои отсылки для читателя XXXXV века – читателя, который, чего доброго, знает имя всего одного гения XXI столетия (ныне пятилетнего). Я что пытаюсь сказать – перед моим внутренним взором маячит страница, поверху строка со словами «Карлинг Блэк Лейбл», а остальное – слепой текст мелким шрифтом, сноска к пиву «Карлинг Блэк Лейбл», рекламе «Карлинг Блэк Лейбл», высочайшему пику британской рекламной индустрии, джинсам «ливайс», рекламе потертых «ливайсов», спародированной в классической рекламе «Карлинг Блэк Лейбл», тексту классической песни «Дошли до меня слухи»[14] в исполнении Марвина Гэя в классических джинсах и в классической рекламе пива, не говоря уж о пояснениях касательно того, что американская аудитория была трагически обделена, поскольку имела возможность экспортировать джинсы и импортировать пиво, но лишена была шанса узреть славные образчики британской рекламы, порожденные этими предметами международной торговли. Сказать я хочу вот что: я читала книги, написанные 2000 или даже 2500 лет назад, или 20 лет назад, и через 2500 лет придется объяснять все, даже Моцарта, а как начнешь объяснять, конца этому не будет.

СКОЛЬКО ЕЩЕ?

СКОЛЬКО ЕЩЕ?

СКОЛЬ, КО, Е, ЩЕ?

Я: Ну, если прочтешь «Одиссею», и «Метаморфозы», книги 1–8, и «Калилу и Димну» целиком, и 30 из «Тысячи и одной ночи» и 1-ю книгу Самуила плюс Книгу Ионы плюс выучишь знаки кантилляции и сделаешь 10 глав из «Алгебры по-простому», я тебя научу всему, что знаю.

Л: Я все сделаю.

Я: Хорошо.