– Старый, была бы твоя воля, мы бы все на мечи и луки перешли бы.

– И перешли бы! Война была бы честнее. А не так, из-за угла, по подлому.

– Война всегда подлая. И, когда мечами рубились, и, когда, каменными топорами.

Копатыч – живая легенда санитарной зоны. Он неизменно жил на линии разграничения, радушно встречая каждого, кто приходил сюда по ротации. И не смотря на его образцово-показательный консерватизм, был отличным оператором охранных и разведывательных систем. Во времена СВО он в числе первых начал осваивать прорывные, тогда, технологии беспилотных летательных систем, и, со временем, стал одним из лучших дроноводов.

Правда, тогда он был молодой тридцатилетний маркшейдер, только недавно спускавшийся в забой одной из донецких шахт. Да и сейчас, в свои сорок восемь, его вряд ли можно было бы назвать стариком, если бы не его абсолютно седые волосы, располосованное шрамом от виска до подбородка лицо с глубокими морщинами, сутулая фигура и шаркающая неверная походка. Досталось ему за эти восемнадцать лет основательно.

Те, кто с ним начинали, давно, или на мемориальном кладбище в Донецке покоятся, или в братских могилах по всей Украине, или дома, почивая на заслуженных лаврах. А этот всё воюет. И, ещё, книгу пишет про эту войну. «Долгие дороги войны» называется. Точнее, будет называться. Хотя, Артур всегда считал странным сначала назвать книгу, а потом её писать. Логичнее было бы наоборот.

«Мы шли вдоль железной дороги, пригибаясь, чтобы нас не было видно за насыпью. Руки, сжимающие карабин СКС, постоянно потели от нервного напряжения, и мне приходилось периодически, то одну, то другую, вытирать о штанину. Первый бой – это всегда страшно. Я боялся и злился на себя за этот страх. Уже потом, спустя время, я понял, что страшно всегда, и абсолютно бесстрашных людей не существует. Но, сейчас, глядя на товарищей, я завидовал их спокойствию, не понимая, что они, просто, научились справляться со своими чувствами и ощущениями. Небольшую деревеньку, скорее, хутор в несколько домов, который нам предстояло штурмовать, находился где-то впереди и я вглядывался в темноту, пытаясь понять, какое оно будет, это моё первое поле брани.»

– Какой СКС? – удивился Арти.

– Самозарядный карабин Симонова, – ответил Копатыч, недовольный, что его перебили.

– Он же древний, как стадо мамонтов!

– Спасибо и за это. Это же самое начало было. Тогда в Славянске только начали собираться отряды самообороны. В те времена не перебирали. Кому – карабин, кому винчестер, а кому и, двустволку. В нашей группе из двенадцати человек был один АК-74, два полицейских укорота, одна охотничья вертикалка, а у остальных – СКСы. Дальше будешь слушать?

– Да. Конечно.

«Датсун, командир группы и счастливый обладатель полноразмерного армейского АК-74, поднял руку, приказывая остановиться. Вся группа замерла, присев на одно колено. Штольня, повинуясь кивку, подошёл к Датсуну, выслушав что-то, сказанное вполголоса и ушёл в ночь.

– Ждём, – коротко бросил командир.

Я с облегчением опустился на траву и тут же подскочил, увидев, что никто расслабляться не собирается. Напротив, не вставая с колена каждый развернулся в свою сторону, целясь в темноту. Группа сразу ощетинилась, словно ёж, и мне ничего не оставалось, как тоже взять на прицел свой сектор. Минут пятнадцать ничего не происходило, и я, уже начиная успокаиваться, опустил ствол карабина вниз, когда тишину ночи разорвал грохот выстрелов. Темноту распороли огненные трассы очередей, и гулко несколько раз бухнули гранаты. Штольня появился неожиданно, как будто вырос из-под земли. Тряхнув головой, словно вытряхивая из уха воду, он подошёл к Датсуну.