В Театр на Таганке юная Алла была просто влюблена, пересмотрела все спектакли, щурясь в задних рядах (очки были уже выброшены в помойное ведро). С Высоцким ее познакомил сотрудник Центра подготовки космонавтов Герман Соловьев, за которого она собиралась замуж. Но после встречи с Высоцким – отказалась.

«Она была такой искренней, – вспоминал Борис Хмельницкий, – а перед этим качеством Высоцкий не мог устоять. Мы все были в нее влюблены. А еще у Аллы невероятно красивые ножки. Поэтому мы, мужики, смотрели на нее, как беспомощные телята».

Алла частенько заглядывала на Таганку (благо, жила неподалеку), вертелась за кулисами и однажды, как бы шутя, попросила Владимира подыскать ей хоть какую-нибудь завалященькую роль.

– Я хочу стать комедийной актрисой, – говорила Алла.

Тот, оценивающе посмотрев на рыжеволосую, бойкую девицу, согласился: «Хочешь – значит, будешь». И для начала вытащил Пугачеву на таганскую сцену, упрятав ее среди актеров в какой-то массовой сцене. Слава богу, Любимова в тот вечер в театре не было. Дебют талантливой девочки Высоцкий с друзьями в тот вечер отмечал, как свой собственный.

Впрочем, романа между ними не было. Просто дружба. Хотя, как считал Утыльев, один из сотрудников того же Центра подготовки космонавтов, «она его, конечно, обожала. Хотя Володя внешне неброский был… Алла же всю жизнь любила красивых мужиков…»

Со временем эта компания как-то разбрелась в стороны, и Пугачева с Высоцким обменивались лишь взаимными шутливыми приветами: «Пусть эта свинья хоть позвонит!..» Это он – в мой адрес. А я говорю: «Это я – свинья?! Он что, сам позвонить не может?..»

«Алла снималась у меня в «Сезоне чудес», – вспоминал Георгий Юнгвальд-Хилькевич. – Мне Володя как-то признался, что у него было около двух тысяч женщин. И он очень жалел, что 17-летняя девочка из массовки у него поначалу не ассоциировалась с той самой Пугачевой. Он позже только понял, что имел роман с будущей звездой. Но было поздно что-то изменить».

Желание петь Высоцкого у Пугачевой всегда присутствовало. «Но ни одна песня не удавалась, – рассказывала она. – Потому что настолько он индивидуален. Но вот две песни, которые я услышала, причем не в его исполнении, а в исполнении Марины Влади, – «Бокал вина» и «Беда» – меня просто поразили. И я очень хотела их спеть и собиралась… Я собиралась их спеть где-то года три подряд: думала, думала, думала…»

И надо было случиться такому роковому стечению обстоятельств! Как раз в трагическую ночь 25 июля 1980 года Пугачева с друзьями-музыкантами заканчивала репетировать «Беду». На следующий день готовилась премьера песни во время олимпийского концерта. И Алла Борисовна завелась: «Ну, давайте позвоним ему сейчас, скажем…» Я не знаю, что со мной творилось. Где-то в три часа ночи меня просто держали, как будто в меня дьявол вселился… Меня держали четверо человек, и один из них Юрий Шахназаров – тогда он у меня был руководителем ансамбля… Я говорила, что необходимо именно сейчас позвонить. А он: «Телефона у меня с собой нет…» Я говорю: «Ну, узнайте!..» – «Поздно сейчас, утром сообщим…» Я говорю: «Нет, сейчас!..» Говорят: «Ну, куда мы будем сообщать?.. Нет телефона… В три часа ночи неудобно…» Когда мне позвонил Юра на следующий день и сказал: «Алл…» – «Ты достал телефон?..» Он говорит: «Да, только звонить не надо…» Это, конечно, мистически-трагическая история… Не скупитесь на любовь…»

В день похорон Высоцкого она вышла на сцену главного пресс-центра Олимпиады в черном траурном платье и начала свое выступление песней «Я несла свою беду…».