Это место оставалось его местом.

Джонни сел на землю развязать шнурки. Пальцы почему-то дрожали. Разувшись, коснулся пером щеки и завернул его в рубашку. Солнце обжигало кожу. Он осмотрел синяки, самый большой из которых размером и формой напоминал колено взрослого мужчины. Пятно расползлось по ребрам с левой стороны, там, где Кен удерживал его коленом, надавливая каждый раз, когда Джонни дергался, пытаясь вывернуться.

Он поворочал плечами, стараясь забыть и колено на груди, и нацеленный в лицо палец.

«Будешь, гаденыш, делать, что я скажу…»

И оплеуха – сначала по одной щеке, потом по другой. А мать, отключившись, лежала в задней комнате.

«Маленький говнюк…»

Еще одна пощечина, сильнее.

«Ну и где твой папочка?»

Синяк пожелтел по краям и позеленел в середине; если надавить пальцем, больно было и сейчас. Кожа на секунду побелела – еще один идеально ровный овал – и снова заплыла синюшным цветом. Джонни снова потер глаза и, направившись к реке, споткнулся. Он ступил на дно, и оно протиснулось между пальцами; потом нырнул, и теплая вода сомкнулась над ним. Обняла, отключила от мира и понесла, легко, словно и не заметив, с собой.

На реке Джонни провел часа два. Рисковать и продолжать поиски он после предупреждений детектива не решился. Переплыл реку туда и обратно, понырял, прыгая с плоских раскаленных камней. На берегу серебристыми штабелями лежал сплавной лес, ветерок облизывал воду. Ближе к полудню Джонни так вымотался, что растянулся на большом камне футах в сорока от моста, укрытый раскидистой ивой, полоскавшей длинные ветви в черной воде. Мост гудел от проезжавших по нему машин. Возле головы звякнул камушек. Джонни сел, и тут же другой ударил его в плечо. Он огляделся – никого. Третий задел ногу. Этот был побольше, так что получилось больно.

– Бросишь еще – и ты мертвец.

Тишина.

– Я же знаю, что это ты, Джек.

Сначала раздался смех, а потом из-за деревьев вышел Джек – в обрезанных джинсах и грязных кедах. На желтовато-белой рубашке красовался черный силуэт Элвиса. На спине у него висел рюкзак, в руке Джек держал еще несколько камешков. Рот скривила гримаса, волосы зачесаны назад. Джонни и забыл, что уже пятница.

– За то, что сдернул с уроков без меня. – Джек подошел ближе – мелкий, светловолосый парнишка с карими глазами и покалеченной рукой. Правая была в порядке, но взгляд невольно тянулся к другой, съежившейся и выглядевшей так, словно ее взяли у шестилетнего ребенка и приколотили к мальчишке вдвое старшего возраста.

– Сердишься? – спросил Джонни.

– Ага.

– Можешь стукнуть меня бесплатно – и мы квиты.

– Три раза, – с жестокой улыбочкой сказал Джек.

– Твоей девчоночьей рукой можно три.

– Два – кувалдой. – Джек сжал правый, здоровый кулак, и улыбка съехала набок. – Не дергаться. – Он подступил еще ближе, и Джонни расслабил и опустил руку. Джек расставил ноги и отвел кулак. – Будет больно.

– Да бей ты, слабак.

Джек дважды ударил друга в руку. Ударил серьезно, сильно – и отступил, довольный.

– Вот тебе, получил.

Джонни помял руку и бросил в Джека камешком. Тот уклонился.

– Ты как догадался, что я здесь?

– Да как два пальца об асфальт.

– Тогда почему так долго?

Джек сел на камень рядом с Джонни, сбросил с плеч рюкзак, стащил рубашку. Кожа у него обгорела и шелушилась на плечах. С шеи свисал серебряный крестик на тонкой стальной цепочке. Джек стал открывать рюкзак, и крестик перевернулся и блеснул на солнце.

– Пришлось сходить домой за припасами. Там еще и отец был.

– Он же тебя не видел? – Отец Джека, мужчина серьезный и строгий, был полицейским, и сын избегал его как чумы.