Баба Таня, глядя на это изобилие, почему-то вспомнила о небольшом складе провизии, который всегда имелся у нее дома. Это был запас на всякий случай. Греча, песок, сгущенка, рис, мука, макароны. Проверяя его, она каждый раз невольно прикидывала, сколько недель можно продержаться с таким набором.
Все в нем было самое простое, потому что человеку не нужны необыкновенные сладости и другие изыски. Очень голодные люди мечтают о гороховом супе, каше с маслом, пирогах, котлетах. Это грустное знание всегда было с бабой Таней, от него не спрячешься. Но она не собиралась расстраивать воспоминаниями ни себя, ни тем более Петеньку, который приехал всего на несколько дней.
– А мы вправду сейчас на острове?
Развалившись на стуле после чаепития, Петька снова взял в руки смартфон.
– Ну да. В очень старое время здесь даже постоянного моста не было, чтобы на Адмиралтейский перебраться, – начала с воодушевлением рассказывать Татьяна Петровна. – Царь хотел каналы сделать, как в Амстердаме. Их уже распланировали, но так и не построили, а улицы на этом месте остались, их линиями называют.
А еще в наш порт корабли со всего мира приплывали. У нас на Васильевском историей каждый уголок наполнен.
– И Вы всегда в этом доме жили?
Петя обвел взглядом бабушкину комнату: старый резной буфет, пианино с двумя знакомыми царапинами, похожими на «Л». Громоздкий темный шкаф, расписанная букетиками и бабочками изящная угловая полка. Кровать в нише и раскладной диван, на котором он спит во время своих нечастых приездов.
– Я здесь родилась. И папа твой вырос. Мои воспоминания с этим домом связаны. Самая первая память вся пронизана солнышком. Я в белой вышитой кофте сижу здесь на корточках, что-то болтаю, учусь говорить. У меня в руке булавка с большой красной бусиной, я царапаю паркет этой булавкой и любуюсь пылинками, которые летают в столбике света. И тут входит отец – в косоворотке, с большим портфелем. Он только что вернулся с работы. От него пахнет папиросами и свежей газетой, которую он принес с собой. А его портфель пахнет кожей. Я тянусь к этому портфелю. Хочу узнать, каким подарочком побалует меня папа. Обычно это была конфета. А он берет меня на руки, подбрасывает, крепко целует…
Слушая рассказ бабы Тани, Петька тайком позевывал. Ему было скучно. Он бы с удовольствием погрузился в игру в своем мобильнике, но следующий уровень только через двадцать две минуты и три секунды. И видео здесь просто так не посмотришь. У бабушки как назло не было вайфая.
Не клеились у него разговоры с бабой Таней. Она то приставала с расспросами о школе, друзьях и отметках, то рассказывала о совершенно незнакомых и неинтересных ему людях и местах. Петербург – красивый город, конечно. Но чужой…
Петя подошел к стене с фотографиями и посмотрел на снимок мужчины в военной форме.
– Это Ваш папа?
– Да. Успел сфотографироваться перед отправкой на фронт. Тебя назвали в честь него.
По соседству с прадедушкиной фотографией висел рисунок, с которого на Петю смотрел кот, он сидел на коленях у девочки. Портрет был замечательный, хотя выглядел незаконченным. Девочка и кот казались аппликацией, наклеенной на чистый лист. Художник по какой-то причине не нарисовал фон.
Краски на портрете выцвели, но глядя на оранжевую шерсть кота и пионерский галстук девочки, можно было представить, какими яркими эти акварели были раньше. Петя знал, что пионерка на портрете – это его бабушка Таня, а кота звали именно Рыжиком.
– Я хочу завести кошку, да мама не разрешает. Она не любит кошек. Говорит, они вещи портят, по квартире носятся, мяукают.