– Вижу, за четыре года здесь многое изменилось.

– Да, – подтвердила Катя. В 2000 году она была оперативным офицером в звании старшего лейтенанта. Через год ее повысили в звании и поставили во главе оперативной группы. Теперь она руководит подразделением. – Упразднили группу боевого планирования, увеличили оперативно-следственную, – перечисляла она. – Дважды сменилось начальство, один раз кабинет начальника.

– Я сразу заметил, что те две смежные комнаты пропитаны какой-то заразой. Натуральная приемная в лепрозории.

– Не знаю, не замечала. Как тебе живется-работается в «Аквариуме»?

– Теперь он с подачи министра называется по-другому – «глаза и уши» государства. Все остальное уже разобрали. Кто-то урвал мозг, кто-то сердце, кто-то стал счастливым обладателем органа, от которого, когда он встает, мозги перестают соображать. Так что живу – уши вянут, работаю – глаза щиплет.

– Знаешь полковника Баженова? – спросила Катя, дождавшись, когда Сергей наконец-то устроится за столом. Нужно переключаться на деловой лад, резко, оставить в стороне пикировку.

– Да, знал такого человека, – нахмурился Сергей. – Он брал меня в Новограде в 98-м. Мы будем говорить о нем? В самый раз – у меня паршивое настроение. Когда сел в такси, водила врубил Эминема. Слышала стук в дверь – громкий, безапелляционный, требующий, настырный, идиотский?

– Много раз, – призналась Скворцова. – И всегда обнаруживала за дверью тебя.

– Я-то что. Купи диск Эминема.

– Со своими домашними общаешься? – Катя резко свернула в сторону. И это последний маневр. За ним – дело и только дело.

– Для всех я – труп, – отозвался Сергей. – Поэтому плохого о себе никогда не слышал.

– Везет тебе. Прямо ягненок. Так сколько твоей дочери? – Скворцова продолжала гнуть семейную линию. – Двадцать три, кажется?

– Двадцать четвертый пошел.

– Хороший возраст.

– Для нее – да. Давай лучше про Баженова поговорим.

– Поговорим про Алексея Матиаса. Как думаешь, он обязан тебе?

– Я ему обязан, – после недолгого раздумья ответил Сергей, прикидывая, куда ветер дует, к чему все эти вопросы, к чему Скворцова ворошит прошлое, оперирует знакомыми именами. – В зоне каждый день ждал, когда меня грохнут. Матиас и сам страшный человек, а вот люди в его услужении еще страшнее. Он не просто богатый человек, он человек состоявшийся . Он так подал себя в свое время и с той поры не менял этой вывески. Он человек незаметный. Я думаю так: он простил меня. Во-первых, за то, что меня вычислили, а потом арестовали. А вообще он забыл, что я существую. Фактически я исчез четыре года назад, когда сбежал из колонии. Он слышал про меня в качестве обугленного трупа. По версии следователей, я сгорел в котельной.

– Кому ты это рассказываешь! – усмехнулась Катя. – Из-за твоей идиотской выходки меня едва не вышибли с работы. Мы бы вытащили тебя из зоны.

– Не люблю ходить в должниках, ты же знаешь.

– Ладно, к делу. Сейчас Матиас председатель совета директоров группы банков «Капитал Ренессанс».

– Слышал. – Сергей вынул сигареты, кивком спросил разрешения и прикурил. – Недавно про него статью в газете прочитал. Он что-то про инвестиции пенсионных накоплений в ценные бумаги гнал. Лично у меня отбило охоту стать пенсионером.

– Подумай над следующим. Матиас случайно узнает, что ты жив.

– Что? – Сергей от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.

– Марковцев жив, – повторила Катя, оставшаяся довольной произведенным эффектом. – Прикинь разные варианты, но с одной отправной точкой: для него ты как был исполнителем, так и остался.