У Шпиля он смотрел на тех, кто станет ему родителем. Мастер Рубера теребил собственные усы и недовольно хмурился, рассматривая мальчишку перед собой. Отец, не скрывая радости тащил на телегу мешки с зерном, крупой, яблоками. Рун смотрел на всех, как на великанов, решающих его судьбу и не знал, как себя вести. Внутри мальчишки одновременно клубились страх и предчувствие чего-то хорошего. Смеялся брат, радовался отец, женщины спешили окружить его заботой, мужчины – строгостью. Мальцом он не знал, что всего три дня назад с похода на безумку вернулся лишь мастер Рубера: Одноглазый Дун же навсегда остался во власти вдруг обуявшего его безумия.

Чародеев должно быть Двадцать. Столько может содержать Шпиль. Столько нужно для того, чтобы править на этих землях.

Став старше Рун не раз и не два подумывал найти отца и братьев, о чём имел неосторожность сказать Матриарху. Та с тяжёлой душой велела его выпороть – что служебные автоматоны выполнили на славу. Среди них, ему казалось, была даже Ска…

У чародея нет иной семьи, кроме Двадцати. У чародея нет жизни вне Шпиля. Нет, и никогда не было.

Парень усмехнулся – интересно, что бы об этом сказала Матриарх сейчас?

Он выдохнул, отряхнул руки, вытер их о штаны, кивнул каменной стеле как старому знакомому на прощание. Это всё в прошлом – грядущее же лежало дорогой у его ног.

Дорогой и вопросами.

Вигк. Противный, мерзкий старикашка, виранский офицер с сотней острот на языке. Здравый смысл метался из угла в угол, тая надежды бежать прочь. Виранец на их земле, связавшийся с разбойниками – немысленно! Стоял за покушением на одного из Двадцати – неслыханно! Чего уж говорить о том, что имя Вигка хоть и было не самым приятным для языка, но не столь замысловатым, каким у остальных виранцев. И даже Ска не обратила на это внимания. Впрочем, разве что он сократил собственное имя, чтобы местным было проще его выговорить…

Парень бросил взгляд на плетущуюся чуть поодаль механическую куклу. Рун увидел ещё пару следов раньше, чем она. Значит, можно было временно снять её с этой задачи и задать другую.

– Ска, ты запомнила всё, что он там наболтал? Автоматон кивнула в ответ.

– Да, Господин. Желаете, я повторю? – Ска отвечала, даже не глядя в его сторону. Парень краем глаза увидел, что её зрачки пожелтели. Служка сканировала округу и занималась этим с большим упоением. Парень махнул ей рукой, отрицательно покачал головой.

– Нет нужды. Что думаешь?

– Мои мыслительные функции ограничены и не обладают свободой размышления, Господин.

Рун закатил глаза – старая песня. Музыка посвежее, а слова всё те же. Живая машина точно поняла, что он от неё хочет, но решила немного поиграть по своим правилам. Отрываться от столь любимого ей сканирования и тратить ресурсы на что-то другое ей хотелось меньше всего.

– Не егози. Его последние слова, про небо и осколки… что они могли бы значить?

– Есть вероятность не менее сорока процентов, что объект имел ввиду Стену. Бессмыслица. Стена нерушима.

Про Стену парень узнал, как только ему исполнилось десять. Ему-то по детской глупости казалось, что весь мир отсюда и насколько видно теперь принадлежит одному лишь ему. Матриарх и учителя по-доброму улыбались, слушая его милые глупости, и не спешили объяснять. Мир, некогда единый и большой однажды хрустнул от людских мелких неурядиц. Не умея, а может и не желая решать проблемы иным, не разрушительным путём, люди обрекли некогда свою процветающую цивилизацию на жалкое существование.

Матриарх не жалела ни сил, ни времени, ни вечеров на разъяснения – Стена, что создана при помощи Шпиля, защищает их всех от опасностей нового, ставшего для людей чужим, мира. Кто-то решил перебраться под опеку чародеев, кто-то – как Виранцы, бросили вызов судьбе и решили остаться. Учителя ей поддакивали, вливая в юные умы яд чужих сомнений. Виранцы в их словах обращались в маленьких, мелочных, подлых людишек. Пускай у них и остались секреты и некоторые из технологий древних – но разве может всё это посоперничать с счастьем простого крестьянина, на которого не охотятся безумки, и которого не пытаются день от дня сожрать ещё какие твари?