решили внуки дружно,
как только дед их перестал
хрипеть натужно.

«Мне о себе достаточно известно…»

Мне о себе достаточно известно.
Меж теми, кто творит восторг и шум,
я трезво понимаю своё место.
Однако счастлив я, когда пишу.

«Как застрявший в шахте рудничной…»

Как застрявший в шахте рудничной
и притом лишённый голоса,
из болота жизни будничной
я тащил себя за волосы.

«Я часто в забубённом русском мате…»

Я часто в забубённом русском мате,
звучащем, если к месту, не вульгарно,
дыхание высокой благодати
всем сердцем ощущаю благодарно.

«Не сбудется сказка о мире ином…»

Не сбудется сказка о мире ином,
зароют остывшее тело,
и будет вертеть меня в шаре земном,
как раньше на шаре вертело.

«Состарясь, я ничуть не унываю…»

Состарясь, я ничуть не унываю:
пока маячит смерть невдалеке,
я сам себе и рюмку наливаю,
и налитое сам держу в руке.

«Ушли любовные страдания…»

Ушли любовные страдания,
затихли все былые песни,
теперь устройство мироздания
мне стало много интересней.

«Им недолго жить в сиропе…»

Им недолго жить в сиропе
и кичиться знанием:
призрак бродит по Европе
под зелёным знаменем.

«О будущем не строю я прозрения…»

О будущем не строю я прозрения,
картину сочинил бы я неверную,
а к нынешнему дню, кроме презрения,
я чувствую любовь неимоверную.

«И зла в достатке, и добра…»

И зла в достатке, и добра
в письме и в речи устной;
но жаль, серьёза до хера,
а мир смешной и грустный.

«Никто б из нас не стал поэтом…»

Никто б из нас не стал поэтом
или создателем офортов,
а рождены мы все – декретом
о запрещении абортов.

«Жить растущей хвори вопреки…»

Жить растущей хвори вопреки,
как бы годы ни были суровы,
могут и умеют старики.
Это ценят будущие вдовы.

«В эпоху чёрного паскудства…»

В эпоху чёрного паскудства
и торжества болотной мрази —
беспечность, лень и безрассудство
спасают нас от липкой грязи.

«Когда я сидел под тюремным замком…»

Когда я сидел под тюремным замком
за то, что ходил я по краю,
с народом я был очень тесно знаком.
И мало ему доверяю.

«День ушёл, как не было его…»

День ушёл, как не было его.
Я успел сегодня очень мало.
Нового узнал я ничего,
старое меня не занимало.

«Идут за поколеньем поколение…»

Идут за поколеньем поколение,
испытывают радости труда,
выносят унижение, растление
и тихо уплывают в никуда.

«У всякой жизни главный враг…»

У всякой жизни главный враг —
уполномоченный дурак.

«Злодеев идейных сегодня полно…»

Злодеев идейных сегодня полно
повсюду – куда ни взгляни,
и льётся не только из уст их гавно,
ещё и убийцы они.

«Всё, что выпало нам на веку…»

Всё, что выпало нам на веку,
не взыскуя доподлинной точности,
уложить я пытался в строку,
запирая на рифму для прочности.

«Скудость, мелюзга и шелупонь…»

Скудость, мелюзга и шелупонь,
полные в душе карьерной страсти,
очень создают большую вонь,
если добираются до власти.

«Предвестие, понятное не сразу…»

Предвестие, понятное не сразу,
довольно долго в воздухе крутилось,
и мы потом не зря ругали разум,
когда дурная весть уже явилась.

«Слово красивое – совокупление…»

Слово красивое – совокупление,
лучшее из утешений;
в каждом соитии есть искупление
всех остальных согрешений.

«Промчалась жизнь единым мигом…»

Промчалась жизнь единым мигом,
я исчерпал земную долю;
обязан я остался книгам,
жене, друзьям и алкоголю.

«Сулят года суровые…»

Сулят года суровые
тревожные гудки:
цветут везде махровые
крутые мудаки.

«Свою мы не улучшили породу…»

Свою мы не улучшили породу,
Творец о том нисколько не грустит,
но жутко мы загадили природу —
нам этого природа не простит.

«Приметы времени зловещи…»

Приметы времени зловещи:
влечёт коммерция юнцов,
народы сукам рукоплещут
и превозносят подлецов.