Вязовский шагнул к Григорьеву.
– Товарищ старший сержант, прошу разрешить остаться с вами.
Александр отрезал:
– Нет.
Вязовский хотел сказать что-то еще, но в это время в углу послышалась возня, пустая бочка, к которой вели провода от взрывчатки, зашевелилась и опрокинулась. Мотоциклисты взяли оружие наизготовку. Бетонная плита размером полметра на полметра, на которой прежде стояла бочка, приподнялась и отодвинулась в сторону, открывая лаз, из которого раздался знакомый голос: «Не стреляйте! Свои!» – а затем высунулась голова в красноармейской пилотке. К немалому удивлению разведчиков, это была голова Мельникова. Увидев сослуживцев, его морщинистое лицо расплылось в улыбке. Красильников матерно выругался, добавил:
– Вот, чертяка, напугал, мы же тебя чуть не шлепнули. А вдруг бы вместо нас здесь немцы были?
– Обижаешь. Я охотник бывалый. Прежде чем вылезти, я притаился, прислушался, а уж когда ваши голоса услышал, наверх полез.
– Ты как там оказался?
Мельников вытащил винтовку, положил на пол, затем вылез сам. Отряхнувшись, стал говорить:
– Товарищ старший сержант приказал мне осмотреть здание, вот я и стал проверять квартиры. Их четыре оказалось, по две на каждом этаже. На первом мне старушка дверь открыла, а вторая квартира закрытой оказалась, только я шорох внутри услышал. Постучал, не открывают, я дверь и вышиб. Гляжу, в окно гражданский выпрыгнул, я к окну, а его будто и не было. Потом огляделся, в углу комнаты подвал открытый. Прислушался, внизу тихо. Я в него лезть не стал, крышку закрыл, да на всякий случай гранатку к ней приспособил, если немец какой надумает оттуда вылезти, так будет ему подарок. После проверил две оставшиеся квартиры, чердак, выбрал место и вам сигнал подал. Когда стрельба закончилась, я подарочек с крышки подвальной убрал и осторожно вниз спустился, а там ход подземный, низкий такой, узкий. Вот я и решил разведать. Полусогнутым сюда и добрался, а как ваши голоса услышал, понял, что ход привел меня в подвал дома, который нам приказано было взять.
Григорьев наставительно произнес:
– Твои действия, Василий Матвеевич, как разведчика, считаю неправильными. Вначале надо было доложить об обнаружении подземного хода.
– Виноват, товарищ старший сержант…
Красильников почесал затылок.
– Получается, знай мы об этом подземном ходе, то можно было бы немцев из подвала накрыть.
– Это как получилось бы, но, сдается, что мои мысли были правильными, и если б эсэсовский офицер успел привести в действие взрывное устройство, то нам не поздоровилось бы. Возможно, что это хотел сделать человек в гражданском, скорее всего тот, который, со слов допрошенного немца, ушел с двумя эсэсовцами в разведку, но Мельников его спугнул. Главное, что все обошлось. Задачу мы свою выполнили, трофеи раздобыли, будет что командованию предъявить. Придется тебе, Вязовский, сегодня еще одну дырку сверлить для награды. Вернешься в свою Москву весь в орденах да медалях, а ты боялся, что война кончается, а ты еще ни одной награды не получил… Слушай, я вот что хотел у тебя спросить, почему ты с таким хорошим знанием немецкого языка в переводчики не попросился?
Вязовский ответил шутливым тоном:
– Из-за наград, товарищ старший сержант.
Только что присоединившийся к ним Лисковец недовольно покосился на молодого бойца:
– Награды им подавай. Нас в первые годы войны не больно наградами жаловали, а мы больше вашего пережили.
– Шучу я. Если серьезно, то боялся, что отправят меня в штаб с документами работать или пленных допрашивать, а то и вовсе в тылу отсиживаться, а я воевать хотел, за брата мстить. Он в сорок первом погиб…