– Люди скучны. А сплетничать о них мне никогда не скучно. Смотри: Тоби и Розамунда спорят о чем-то, как всегда. Интересно знать, о чем? А недавно Лилиан Хайсмит стукнула Огастеса Паунсби зонтиком: как ты думаешь, за что? Неужели он оскорбил ее? Эсме Хардкасл надоедает Пирсу Уэнтворту бесконечными рассказами о своей книге, посвященной истории Лондонского Анклава; но он ее даже не слушает и глаз не сводит с Кэтрин Таунсенд. А прекрасная Евгения отказывает всем, кто пытается пригласить ее на танец. Вероятно, сказывается отрицательный опыт.



– А что произошло с Евгенией?

– Огастес Паунсби. – Мэтью нахмурился. – Он вел себя так, словно между ними существовало понимание.

Корделия удивилась; «понимание» могло означать вполне серьезные вещи. Например, полную уверенность девушки в скором предложении руки и сердца.

– Ну, и она вела себя достаточно свободно: встречалась и гуляла с ним без компаньонки и тому подобное. Конечно, все было совершенно невинно, но… неожиданно он взял и сделал предложение Кэтрин Таунсенд, а та ему отказала. И Евгения в результате сделалась посмешищем всего Анклава. Она уехала в Идрис, чтобы избежать местных сплетен.

– Как это мерзко с его стороны! – с отвращением воскликнула Корделия. – Но неужели ни у кого из гостей не найдется более страшной тайны? Скелеты в шкафах и тому подобное?

– Ты спрашиваешь меня, нет ли в этом зале убийц? – Мэтью быстро закрутил ее в танце, и перед глазами у нее стремительно пронеслись огненные ленты, в которые слилось пламя множества свечей. – Есть. Например, я.

Корделия принужденно рассмеялась и украдкой начала оглядываться. Они очутились в дальней части бального зала. Джеймс по-прежнему был занят разговором с Уиллом и Тессой.

– А что, если я скажу, что умею читать по губам? – продолжал Мэтью, проследив за ее взглядом. – Что я понимаю каждое слово, которое говорят друг другу Джеймс и его родители? И что новость, которую они ему сообщили, потрясет тебя до глубины души?

– Я бы велела тебе прекратить подслушивать чужие разговоры. Кроме того, я тебе не верю. Научиться читать по губам не так просто. Еще я бы сказала, что ты врешь и нарочно пугаешь меня, чтобы показаться более интересным. А правда состоит в том, что если и существует какая-то шокирующая новость, то ты просто-напросто узнал ее от своей матушки.

Мэтью сделал трагическое лицо и прижал руку к груди с таким видом, словно его ударили ножом в сердце.

– Меня оскорбили! Усомнились в моем мужестве! О женщины, вам имя – жестокость![23] – И он, прищурившись, уставился на Корделию. – Означает ли это, что ты не хочешь узнать, о чем они разговаривают?

– Конечно же хочу, болван. – И она легко стукнула Мэтью веером по плечу. Полонез не предполагал такой интимности между партнерами, как вальс, и все же она находилась достаточно близко к Мэтью и заметила тонкие линии, появлявшиеся у его глаз, когда он по-настоящему улыбался. А это случалось очень редко. Она чувствовала его запах: пахло бренди, сигарами и цветами франжипани.

– Ну что ж, – он понизил голос. – Тебе известно, что Чарльз уже несколько месяцев работает в Парижском Институте.

– Я слышала, что глава Института заболел, и Чарльзу пришлось выполнять обязанности его заместителя.

– И он справился с ними превосходно, как всегда, – едко заметил Мэтью. – У них там было намечено важное совещание с вампирскими кланами Франции, и Чарльз почему-то пригласил всех, кроме вампиров Марселя. Скорее всего, просто по рассеянности, но они восприняли это как смертельное оскорбление.