– О, думаю, можно и пойти, – сказала она. – Люси там будет, да и Мэтью тоже.

Он начал смывать пену с лица, и она смотрела, как мышцы ходят под кожей его спины, плеч, рук. Она никогда не видела обнаженного мужчину – пусть даже лишь до пояса, – и у нее закружилась голова от странного, незнакомого чувства. Она быстро подняла взгляд и заметила светлые веснушки на плечах Джеймса; они выделялись на бледной коже, подобно золотым звездам. До сих пор она не видела в его внешности ничего, что не казалось бы ей прекрасным, совершенным. Это было почти… несправедливо.

В конце концов Корделия решила, что он прекраснее всего в движении. Она пришла к такому выводу, когда они тренировались вместе – еще одна часть супружеской жизни, о которой она не подумала раньше, но которая ей очень нравилась. Джеймс устроил комнату для тренировок на верхнем этаже; она была небольшой, но удобной, с достаточно высоким потолком, чтобы свободно действовать мечом, с канатом и платформами для сооружения препятствий. Здесь они с Джеймсом сражались и повторяли движения и выпады, и она видела его, настоящего, видела красоту его движений, его стройное, длинное тело, вытянутое в броске, видела, как изящно он выполняет самые сложные упражнения. Ей так хотелось верить, что он тайком смотрит на нее, когда она не видит, – так же, как она тайком любовалась им. Но она никогда не замечала ничего подобного с его стороны и строго приказывала себе прекратить выдумывать глупости.

Иногда Корделия представляла себе, что неразделенная любовь стала чем-то вроде третьего члена их маленькой семьи, она присутствует в доме даже тогда, когда там нет ее самой, Корделии. Что она следует за Джеймсом по пятам, обнимает его невидимыми призрачными руками, когда он завязывает галстук перед зеркалом, прижимается к нему бесплотным телом, когда он спит. Но если он и чувствовал нечто подобное, то, естественно, не подавал вида.

– Маргаритка, – окликнул Джеймс жену.

Он стоял в коридоре, за приоткрытой дверью спальни Корделии. Райза заканчивала помогать молодой хозяйке с одеванием.

– Можно войти?

– Минутку, – крикнула в ответ Корделия. Райза как раз застегивала последние пуговицы на ее платье.

– Bebin ke mesle maah mimooni, – произнесла Райза, отступая назад, и Корделия бросила быстрый взгляд в зеркало. «Взгляни на себя, ты прекрасна, как луна».

Корделия с неприятным чувством подумала, что Райза, возможно, намекала на смелое декольте, открывавшее верхнюю часть груди – соблазнительные белые полумесяцы над темно-зеленым шелком. Она, конечно, знала, что замужняя женщина вправе одеваться более откровенно, чем юная девушка из хорошей семьи. Это платье было скроено таким образом, чтобы подчеркнуть все изгибы ее фигуры; искусно вшитые в нужных местах кружевные вставки словно предлагали полюбоваться обнаженным телом, хотя это была всего лишь иллюзия. Когда Анна выбирала материал, она объяснила, зачем это делается: даже самые придирчивые матроны не смогут найти ничего непристойного в покрое ее платья, но тайный обожатель без труда вообразит себе то, что скрывается под ним.

«Но возникнут ли подобные мысли у Джеймса? – услышала Корделия тоненький лукавый голосок, не оставлявший ее в покое. – Заметит ли он твое платье? Сделает ли тебе комплимент?»

Она не знала. Прошло две недели после свадьбы, но иногда Джеймс казался Корделии совершенно чужим человеком; она не могла понять, о чем он думает, что чувствует. Но, несмотря ни на что, в течение этих двух недель она сама испытывала безграничное счастье и иногда поражалась самой себе. Может быть, она не зря затеяла это безумие? Нет, не зря. Все пройдет, но у нее останутся воспоминания; она будет лелеять их, когда станет старой, костлявой, скрюченной, как древнее иссохшее дерево. Воспоминания о двенадцати месяцах счастливой замужней жизни с мальчишкой, которого она боготворила. Некоторые люди лишены даже этого, думала она.