Корделия взглянула на Джеймса и быстро отвела взгляд. Джеймс вздрогнул. Неужели он сейчас так пристально смотрел на девушку, что смутил ее? Он толком не соображал, что делает и как себя ведет.

– Лейли, – пробормотал он, но ему показалось, что Корделия его не расслышала. Веки его опустились.

Джеймс помнил только один раз, когда провалился в царство теней. Он бодрствовал, но у него начался очередной приступ: он дрожал всем телом, взмокшие волосы прилипли ко лбу, по спине струился холодный пот, взгляд метался из стороны в сторону. Вдруг он увидел ужас на лице Корделии, и в этот момент все произошло. Она вскочила на ноги, и он подумал: «Она собирается бежать за помощью; она испугалась, испугалась меня».

Он протянул к ней руку; пальцы, превратившиеся в тень, коснулись ее ладони, тьма окутала живую плоть. Он подумал: а что она чувствует? Он напрягся всем телом, словно лошадь, испуганная раскатами грома. В комнате пахло так, как пахнет в лесу после грозы, и еще почему-то пахло паленым.

– Джеймс, ты должен держаться. Должен, и все. Не уходи, – просила Корделия. – Останься со мной.

– Так холодно, – едва выговорил он, стуча зубами, – я никак не могу согреться. Я никогда не смогу согреться.

В иной ситуации он крепко зажмурил бы глаза, постарался бы овладеть собой и утихомирить эту дрожь. Но сейчас, превратившись в тень, он чувствовал, что глаза его, несмотря на все усилия, оставались широко открытыми, их невозможно было закрыть. Он видел, что Корделия озирается по сторонам, ищет что-нибудь такое, что могло бы ему помочь. В камине ревело пламя, Джеймс был накрыт толстыми одеялами, в ногах лежала грелка. Но он знал, что все бесполезно. Тело несчастного, лежавшего в душной, жарко натопленной комнате, терзал пронизывающий зимний ветер.

Корделия издала раздраженное восклицание, затем нахмурилась, и на лице ее появилось решительное выражение. В мозгу Джеймса, в той его части, которая была укрыта от бесконечного ревущего ветра, пронеслась мысль о том, что она прекрасна. В обычном состоянии он не стал бы задерживаться на этой невольной мысли, отогнал бы ее, подавил, но сейчас ему было не до угрызений совести.

И вдруг Корделия осторожно опустилась на постель рядом с ним. Джеймс был укрыт целой горой одеял, и она, разумеется, легла поверх них. Но он почувствовал, что ее присутствие постепенно отгоняет холод. Мучительная боль от ударов сотен гигантских остроконечных градин, хлеставших его, отступила, и Джеймс ощутил совсем рядом с собой тепло тела юной девушки, здорового и прекрасного. Несмотря на то, что их разделяли пуховые одеяла, Джеймс чувствовал, что она прижалась к нему, чувствовал, как она устраивается удобнее, чтобы не свалиться на пол, как ее бедро прижимается к его боку. Он вытянулся на спине, уставившись в потолок, а она лежала на боку, но лицо ее было совсем близко. От ее волос исходил аромат жасмина и сладкого древесного дыма. Она положила руку ему на грудь и прижалась к нему так тесно, как только могла.

Джеймс повернул голову, чтобы посмотреть на нее, хотя это потребовало от него неимоверного усилия. Глаза Корделии, сверкающие, бездонные, были открыты. Взгляды их встретились. Дыхание ее было совершенно ровным.