– Не говори так, – сурово отвечает ему Ниема, но Гефест уже ушел.

Эмори смотрит ему вслед. Когда она оборачивается, перед ней стоит Ниема.

– Что ты слышала? – спрашивает она.

– Ты планируешь эксперимент, для которого надо кого-то убить, – дрожащим голосом отвечает Эмори.

– Это меньшее из двух зол, поверь мне, – говорит Ниема. – Риск невелик – жизнь одного человека против шанса сделать мир лучше навсегда. Я бы отдала за это свою жизнь. А ты?

– Непохоже, чтобы у этого человека был выбор.

– Да, выбора у него нет, – признает Ниема. – Но я предпочитаю верить в его благородство, чем разочароваться, убедившись в его отсутствии.

– Но так же нельзя, – протестует Эмори. – Мы не должны причинять вред людям, какова бы ни была причина.

– Да, ты говоришь правильные слова. – Ниема предупредительно улыбается. – А моя работа – сделать так, чтобы твои замечательные моральные принципы не пришлось проверять на деле.

И тут перестает звонить колокол.

Эмори вытаращивает глаза, понимая, что это значит, но сделать ничего не успевает – в следующую секунду она падает, тяжело ударяясь плечом о землю.

Но боли она не чувствует.

Она крепко спит, как и все жители деревни.

Как всегда утром, ровно в семь я отменяю комендантский час, и темнота так внезапно сменяется дневным светом, что это всегда немного потрясает.

В спальнях жители деревни зевают и потягиваются на своих ржавых кроватях, а их первые мысли обрушиваются на мое сознание, барабаня по нему, как первые капли дождя по жестяной крыше. Люди спускают ноги с кроватей и обхватывают руками головы, удивляясь тому, какими усталыми они себя чувствуют и как сильно болят у них все мышцы. На руках у многих масляные пятна, которых не было вчера вечером. Костяшки пальцев обожжены. Сандалии стоят не там, где они оставляли их вечером.

Три поколения жителей деревни, которые обитали в бывшей казарме и спали на этих кроватях до них, просыпались с тем же недоумением. Благодаря любознательности Эмори это первое поколение, которое знает, что старейшины поднимают их во время комендантского часа, однако никто не знает зачем и не осмеливается спросить.

Хотя такая секретность кажется им странной. Это они готовы признать, правда в глубине души. В конце концов, нет ничего, чего бы они не сделали добровольно, если бы их попросили. Они хотят быть полезными.

Стряхнув беспокойство, они поспешно одеваются и открывают ставни навстречу яркому утреннему свету, который стирает ночные странности.

Скоро на длинных столах во дворе будет накрыт завтрак из свежих фруктов, сока, хлеба, рикотты и меда. У них будет час на еду, а потом они возьмут инструменты и отправятся на работу. Выживание утром, общественное служение днем, веселье вечером – такова их обыденная жизнь. Их оковы настолько привычны, что никто и не замечает, насколько они крепки и нерасторжимы.

Эмори открывает глаза и обнаруживает, что лежит там, где упала прошлой ночью, а ее белое льняное платье испачкано рыжей землей прогулочного двора. Над ней крона яблони, пестрая от солнечных зайчиков, а неподалеку скульптура, которую сделал с нее Матис. На ее каменной голове сидят синие с желтым сизоворонки и громко поют.

Эмори садится, ее плечо пронзает сильная боль. Она вытягивает руку и видит на плече большой фиолетовый синяк от удара о землю.

Она принимается разминать затекшую руку и шею и только тут замечает записку, приколотую к ее платью.

Не смогла сдвинуть тебя с места. Надеюсь, ты не окоченела.

Н.

Лицо Эмори ожесточается, когда она вспоминает подслушанный накануне разговор об эксперименте Ниемы и о смерти, к которой он может привести. Нельзя позволять другу причинять вред кому бы то ни было, даже если друг считает себя правым.