Когда крики и резня прекратились, мы насчитали шестьдесят восемь мертвых англичан, но это были не все погибшие, потому что некоторые бежали в море и утонули, пошли на дно под весом доспехов и оружия. Единственному английскому судну удалось уйти – то был корабль смерти, по его новенькой обшивке текла кровь.

Победители сплясали на трупах, а потом сложили в груду захваченное оружие.

Тридцать погибших датчан сожгли вместе с полуобгоревшим судном. Пострадало шесть датских кораблей, но Уббе досталось три английских, успевших причалить к берегу. Рагнар заявил, что это дерьмо, а не корабли.

– Чудо, что они вообще держатся на воде, – сказал он, пиная ногой плохо пригнанные доски обшивки.

«Но англичане хорошо атаковали», – подумал я. Они наделали ошибок, но они дали щелчка гордым датчанам и сожгли их драккары. Если бы король Эдмунд перешел через стену, окружавшую лагерь, все могло бы закончиться поражением датчан. Но король Эдмунд этого не сделал. Наоборот, пока его воины гибли в дыму, он ушел прочь.

Он думал, что датская армия придет с моря, но оказалось, что настоящие силы двигались по суше, и король только что узнал, что Ивар Бескостный вторгся на его земли.

А Убба был в бешенстве. Нескольких английских пленников принесли в жертву Одину: их крики должны были дать понять богу, что мы нуждаемся в его помощи.

На следующее утро, оставив дымящиеся черные скелеты сгоревших судов на берегу, мы направили драккары на запад.

Король Восточной Англии Эдмунд теперь считается святым, одним из тех благословенных, чьи души вечно пребывают в тени Бога. Во всяком случае, так мне говорили священники. «На небесах, – говорили они, – святые занимают особое место, они живут в огромном зале Господа и все время поют ему хвалы». Вечно. Сидят и поют хвалы. Беокка постоянно твердил, что это чудесное времяпрепровождение, но мне оно кажется чрезвычайно тоскливым. Датчане же считают, что их мертвецов валькирии уносят в Валгаллу, пиршественный зал Одина, и там воины проводят дни в битвах, а ночи – в пирах и забавах. Но я не осмелился сказать священникам, что это мне кажется гораздо лучшей загробной наградой, чем вечное пение под бряцанье золотых арф. Как-то раз я спросил одного священника, есть ли на небесах женщины.

– Конечно есть, мой господин, – ответил он, обрадованный, что я проявил интерес к догматам, – многие из благословенных святых – женщины.

– Я говорю о женщинах, с которыми можно спать, епископ.

Он сказал, что будет за меня молиться. Наверное, и впрямь молится.

Не знаю, был ли король Эдмунд святым. Но дураком точно был. Он дал датчанам убежище перед их нападением на Эофервик, и не только убежище. Он платил им, давал им пищу, поставлял лошадей в их армию – и все это за обещание, что весной они уйдут из Восточной Англии и не тронут ни одного священника. Датчане сдержали обещание, а когда спустя два года вернулись, став гораздо сильнее, король Эдмунд решил с ними сражаться. Он видел, что случилось с Мерсией и Нортумбрией, и должен был понимать, что его королевство ожидает та же участь… Поэтому собрал войско, помолился Богу и вышел на битву.

Сначала он явился биться с нами на побережье, затем, услышав, что Ивар обогнул по суше залитые водой просторы к западу от Гевэска, развернулся и двинулся к нему навстречу. Тогда Убба повел наш флот вверх по Гевэску; мы поднимались по одной из рек до тех пор, пока русло не сделалось совсем узким и грести стало невозможно. После этого суда потащили на канатах, бредя по пояс в воде, а когда нельзя было больше сделать ни шагу, оставили суда под охраной, и войско пошло по бесконечному болоту. Очень не скоро мы выбрались на твердую землю, не зная, куда именно попали, зная только, что, если держать на юг, мы выйдем к дороге, по которой навстречу Ивару движется Эдмунд. А стоит перекрыть эту дорогу, как король окажется зажатым между нашей армией и армией Ивара.