Однако потом, на заре перестройки, случился пожар. Виновных так и не нашли, но великолепный особняк тогда выгорел целиком. Простояв неприкаянным пепелищем, он какое-то время спустя – вроде бы за долги по оплате охраны и коммунальных услуг – перешел из писательской собственности во владение города. А затем уже и совсем в посторонние частные руки. Так что теперь это историческое здание полностью отреставрировано, но в его интерьерах располагается по-настоящему дорогой и шикарный отель.

Что же касается петербургских литераторов – те же городские власти не без основания посчитали, что обременять людей творческих собственностью и недвижимостью было бы опрометчиво и негуманно. Поэтому всего через пятнадцать лет после пожара им предоставили в распоряжение целый этаж в созданном специально для этого Государственном казенном учреждении «Дом писателя». Причем некоторые неблагодарные личности позволяли себе утверждать, что такое название говорит само за себя и что новая форма существования в виде казенного дома полностью соответствует новому содержанию.

– Вот, посмотрите, Денис. Это здесь.

– Ага, – кивнул оперативник и огляделся по сторонам, запоминая место. В качестве ориентира на будущее вполне могли подойти массивные кованые ворота и вывеска дешевой парикмахерской по соседству.

Виноградов придержал калитку, и через аккуратный, уютный и чистенький двор они направились к симпатичному желтому флигелю с двумя рядами окон. Оказавшись внутри, Владимир Александрович кивнул охраннику:

– Привет!

– Вы куда? – поинтересовался человек в суровой черной униформе.

– Туда.

– Идите. – С чувством до конца исполненного долга охранник снова углубился в книгу, а Денис и Виноградов направились по лестнице наверх.

– Вполне прилично тут у вас…

Большинство петербуржских прозаиков и поэтов так и не научились воспринимать этот новый дом в качестве Дома. Зато чиновники из аппарата Смольного и литературное руководство вполне прижились в предоставленных кабинетах.

– Я редко здесь бываю, – пожал плечами на ходу Владимир Александрович.

…На площадке второго этажа перед доской объявлений навстречу им попалась какая-то рыхлая, бледная и бородатая фигура в сером свитере. Разглядев поднимающегося Виноградова, обладатель фигуры и бороды замер было на долю секунды, но затем моментально исчез в темноте коридора.

– Это кто? – удивился оперативник.

– Дав общем, никто…

– Почему он тогда убежал от вас?

– Есть причина.

Денис хотел уже последовать за незнакомцем в серый сумрак, однако Владимир Александрович остановил его:

– Нам не туда!

– А там что?

– Там другой союз.

– В каком смысле? – не понял оперативник.

– Потом объясню. Нам налево, вот здесь… – показал Виноградов, пропуская вперед оперативного уполномоченного. – Добрый день!

Дверь в один из кабинетов была немного приоткрыта, поэтому стучаться не пришлось.

– Здравствуйте.

– Проходите, пожалуйста…

Во главе стола для важных совещаний расположился сам Валерий Степанович Протопопов, многолетний руководитель Союза писателей. В ранней молодости он какое-то время успел потереться в кругу замечательных ленинградских прозаиков и поэтов, таких как Довлатов и Рейн, вместе с ними гулял до утра, выпивал и понемногу занимался вольномыслием. Однако, в отличие от большинства своих талантливых приятелей, оказавшихся в эмиграции или в тюрьме, делал он это все в пределах дозволенного – да и прозу свою писал так, чтобы ее непременно печатали в толстых советских журналах.

Жизнь он прожил совсем не опасную и достаточно скучную: не воевал, не сидел в лагерях, не участвовал в экспедициях на край света и никогда не стрелялся из-за несчастной любви. Самым ярким воспоминанием в судьбе Валерия Степановича было то совершенно неповторимое ощущение, которое он испытал во младенчестве, испустив газы в теплую ванну. Так что, разумеется, этот знаменательный эпизод нашел творческое отражение на страницах его биографической прозы…