– Нет, конечно.

– Ну ладно, попытка не пытка, – сказал он, оседлав мотоцикл.

Мы устроились на улице, за столиком пустого бара неподалеку от моего дома. Он пил черный кофе, я – фруктовый сок.

Теперь, когда не надо было уворачиваться от машин на парковке и лежать привязанной к больничной каталке, у меня появилась возможность исподтишка рассмотреть его. Я сразу обратила внимание на красноречивую горбинку на носу и прищуренные глаза много повидавшего в этой жизни человека, которого трудно удивить. Он был высоким, широкоплечим, черты лица, пожалуй, погрубее, чем у Уилла, движения достаточно экономные, словно он опасался что-то сломать или повредить. А еще ему явно больше нравилось слушать, нежели говорить. Может, дело было именно в этом, а может, я просто отвыкла от мужского общества, но я поймала себя на том, что буквально не закрываю рта. Я говорила о своей работе в баре, заставляя его смеяться над Ричардом Персивалем и моим ужасным нарядом, и о том, как странно снова оказаться дома, о папиных плоских шутках, о дедушке, с его пончиками, и о племяннике, с его нетривиальным подходом к использованию синего маркера. Я трещала без умолку, отчетливо понимая, что я, как обычно, не сказала о самом главном: об Уилле, о вчерашней сюрреалистической встрече, да и вообще о себе. С Уиллом я могла совершенно не думать, то я сказала или нет. Говорить с ним было все равно что дышать. И вот теперь я умудрилась вообще о себе ничего не сказать.

А этот мужчина просто кивал в нужных местах и, наблюдая за медленным потоком транспорта, пил кофе, словно для него было в порядке вещей сидеть за столиком рядом с тараторящей без остановки малознакомой женщиной в зеленой мини-юбке с люрексом.

– Как там твое бедро? – поинтересовался он, когда я в конце концов иссякла.

– Ничего. Хотя было бы неплохо, если бы я перестала хромать.

– До свадьбы заживет, надо только пройти курс физиотерапии. – (И я вновь услышала голос, звучавший тогда в машине «скорой помощи». Спокойный, уверенный, обнадеживающий.) – А что с остальными травмами?

Я машинально опустила глаза, словно обладала способностью видеть сквозь одежду.

– Тоже неплохо, если не обращать внимания на то, что меня всю будто изрисовали ярко-красной шариковой ручкой.

– Тебе крупно повезло, – кивнул Сэм. – Это было еще то падение.

И тут на меня снова накатило. Леденящий ужас, подступающий к горлу. Воздух под ногами. Никогда не знаешь, что будет, когда упадешь с большой высоты.

– Я вовсе не пыталась…

– Ты это уже говорила.

– Но я не уверена, что мне все поверили.

Мы обменялись смущенными улыбками, и у меня невольно возник вопрос: а что, если он тоже не поверил?

– Итак… а тебе часто приходится подбирать людей, упавших с крыши?

Он медленно покачал головой и рассеянно посмотрел вдаль.

– Мне приходится подбирать только куски. И я очень рад, что в твоем случае нам все же удалось эти куски составить.

Мы еще немного помолчали. Мне хотелось продолжить разговор, но я настолько отвыкла находиться наедине с мужчиной – по крайней мере, в трезвом виде, – что неожиданно почувствовала приступ робости, мой рот открывался и закрывался совсем как у золотой рыбки.

– Ты вроде собиралась поговорить о каком-то подростке? – пришел мне на помощь Сэм.

Боже, какое облегчение иметь возможность хоть с кем-то поделиться и при этом не казаться полоумной даже самой себе. Я рассказала ему о ночном стуке в дверь, о той странной встрече, об информации, найденной мною в «Фейсбуке», а также о бегстве девочки, заставшем меня врасплох.

– Ну и дела, – когда я закончила, задумчиво протянул он. – Это просто… – Он едва заметно покачал головой. – Ты думаешь, она действительно та, за кого себя выдает?