Есть ведь такая вещь, как признание брачного договора недействительным.

3. Глава 3

Антон не захотел со мной больше разговаривать. Выплюнул мне своё мнение по поводу развода, развернулся и психанув, подхватил сумку, направился к двери.

– Я тебя прошу, будь благоразумной, мама. – Произнёс он голосом своего отца.

Он был точной копией Юры: его глаза, его бешеный взгляд, хищный взгляд и даже говорил он теперь как отец.

Я закрыла за сыном дверь, постаралась прийти в себя и открыла документы на фирму.

Откуп.

Плевать.

Свернула документы, убрала их в сумку.

В четыре часа я поехала за Василисой. Забрала её из садика.

Этот год для неё был самым тяжёлым.

Она плакала, не понимала, смотрела на дверь, топала ножкой и спрашивала в пустоту о том, когда придёт папа.

Я пыталась говорить с Юрой, чтобы он приезжал, а он только бросал холодное и злое:

— Так мне не надо было уходить. Одно слово и папа будет в семье. Решай.

Я решила , что ничего не будет. Я решила , что такой отец Василисе не нужен – предатель, манипулятор, который даже из своего ухода пытался выклянчить какой-то интерес.

Снова перед сном был долгий, тяжёлый разговор. Дети зачастую не понимают, почему мама с папой не видятся. Почему они не контактируют и почему отец не приезжает.

За каждую слезинку Василисы, я готова была его проклясть. И проклятиями этими опять-таки давилась в ванной, крича в ладони.

Я ему душу свою отдавала. Я ему сердце своё на серебряном блюде преподнесла.

Я любила его так, как никто никогда не полюбит.

Для меня он был самым нужным, самым правильным, самым честным человеком.

Для меня он был воздухом.

Я вспоминала, когда мы въехали в первую квартиру, он меня на руках кружил. А Алика тогда была маленькая. Ей по-моему около трех было что-ли такое. И она просто с хохотом глядела на нас с дивана, как Юра поднимал меня на руки и кружил.

На мне было тонкое ситцевое платье с вишнёвыми мелкими розочками. Шила я всегда хорошо. Мама научила. А ткань была из чемоданов, которые бабушка собирала нам на приданное.

Кружил меня, потом останавливался, глядел как у меня перед глазами звезды вспыхивают. Притягивал к себе, целовал в висок и говорил:

– Мируся… Мира, у нас с тобой все будет ещё лучше, ещё больше, ещё круче. Ты главное верь в меня.

Я кивала, скрывая слишком яркую радость.

Первую квартиру ему дали по очереди с госслужбы. Тогда уже как раз появилась приватизация, поэтому он сразу оформил её на меня, а спустя ещё несколько лет ушёл с госслужбы.

Я шмыгнула носом, глядя на то, как Василиса рассаживала с краю кровати медведей. Юра сам ей дарил эту коллекцию на каждый праздник. Вот это медведь со штопанным ухом, а это медведь в вязаном свитере. Я не знала почему Василиса так любила медвежат. Юра усмехался, говорил , что это из-за того, что он в детстве читал ей “ оторвали мишке лапу”.

Сейчас вспомнив это, его голос я услышала в голове.

– Давай спать, родная. – Тихо прошептала я, стараясь прижать к себе Ваську.

Она развернулась, посмотрела на меня своими колдовскими глазами цвета луговой зелени.

– Если мы уснём пораньше то, может быть папа завтра приедет, да?

Она сама себе придумала эту сказку, она придумала себе то, что если будет очень хорошей, то папа обязательно приедет.

Козёл он, а не папа.

— Если мы ляжем сегодня пораньше, то завтра наступит просто быстрее. А вечером мы пойдём в Баскин роббинс, хорошо?

Василисе было наплевать на кафе мороженое, ей папу бы вернули.

Ей казалось, что я не слышу, не чувствую и не понимаю, что засыпая, она плачет.

А я все чувствовала, гладила по волосам, целовала в затылок, чтобы ребёнок успокоился.