– А вчера что было? – Нахмурил он брови и я закатила глаза, не удержалась.

– Если есть возможность подшутить над дураком, грех не пользоваться.

Я не уточняла, про какого дурака шла речь, и поэтому Адам оскорбился.

–Устинья, вот мы с тобой хорошо разошлись.

– Мы с тобой? Если ты считаешь, хорошо разошлись, когда ты оставил меня сидеть на осколках, то вынуждена тебя разочаровать. Мы дерьмово разошлись, Адам! Если ты считаешь хорошим развод, в котором идёт почти красной строкой фраза о том, что нужно избавиться от ребёнка, то это дерьмовый развод! Если ты считаешь , что ситуация, где ты можешь завалиться в квартиру бывшей жены и сидеть ужинать едой, которую приготовила она, это все ещё не говорит о том-то, что развод был хорошим! В следующий раз, оставляя что-то приготовленное, я буду слабительным посыпать, чтобы ты за свою несдержанность и наглость отвечал.

У Адама заиграли желваки на скулах. Он дёрнулся ко мне, перехватил и со всей силы вдавил в стену. Я ощутила, как его большой палец лег мне на яремную впадину. Дыхание коснулось кожи на лице.

– Ты злишься, – произнёс он шёпотом, – а если злишься, значит, неравнодушна. А если неравнодушна, значит ты по-прежнему моя. И поэтому прекрати вредничать. Стань послушной ласковой девочкой. В конце концов, я тебе ничего плохого не сделал. Ты меня слышишь?

Адам слегка подался вперёд, прижимая меня всем телом к стене. Его горячее дыхание опалило мою кожу вновь и я вдруг с каким-то ужасом поняла , что он собирается меня поцеловать.

Вот этими губами, которыми он недавно целовал свою другую женщину.

И в последний момент, когда оставались наверное, микроны между нами, я резко дёрнулась и демонстративно отвернулась. Брезгливо скривила губы.

Хриплый Рык.

– Ах ты стерва!

11. Глава 11

Я не шелохнулась.

Я не обратила внимания ни на его резкий выпад, ни на то, что он зарычал, и ни на то, что он назвал меня стервой.

— Адам, ты не имеешь права здесь находиться. Все твоё внимание, которое ты оказал за последние дни, оно наталкивает только на одну мысль… — хотелось чтобы сталь в голосе, яд…

— На какую? — Вскинув брови и сложив руки на груди, произнёс бывший муж, заставляя меня заскрипеть зубами.

— Тебе просто неудобно сейчас, ты просто не знаешь, как так раскорячиться, чтобы при плохой игре сохранить хорошую физиономию.

Бабушка, конечно, говорила эту поговорку намного грубее и с более похабным смыслом, но у меня как-то язык не повернулся, а может быть, стоило…

— Нет, Устинья, я просто не понимаю какого черта тебе взбрыкнуло рожать ребёнка в сорок с лишним лет. Я не понимаю, чего ты добивалась своим выпадом во время звонка, и уж тем более я не понимаю, к чему эти громкие фразы об увольнении и о декрете. Я пытаюсь в этом разобраться, потому что ты для меня не чужой человек, ты для меня близкий человек, с тобой что-то происходит.

Со мной беременность происходила, вот в чем все дело.

— Если ты поужинал, разворачивайся и уходи. Я не вижу смысла с тобой обсуждать все эти темы.

— Устинья... Если бы ты была более собранной, более логичной, возможно, мы могли бы с тобой договориться… — ласково, почти участливо прозвучал голос бывшего.

— Зачем нам эти договоры?

— Ну хотя бы затем, что, если ты все-таки решила сохранить ребёнка, то это уже другой род отношений.

— Нет. Я тебя не ставила в известность, я тебе ничего не говорила про этого ребёнка, потому что ты от него отказался ещё до рождения. Тебя этот ребёнок не касается.

По лицу Адама мелькнула злая тень, и показалось, как будто бы над бывшим тучи нависли.