Катя выключает панель, хватает тарелку с блинами и ставит ее на середину стола. Когда я усаживаюсь на любимое место у окна, на столе уже стоят пустые тарелки, рядом с которыми ножи и вилки. Креманки с клубничным вареньем и сгущенкой появляются внезапно.

− Доброе утро, − кивает мне девушка и ставит перед носом любимую кружку с кофе.

− Доброе… как спалось? Приступов не было больше? – хватаю руками блин из стопки, игнорируя столовые приборы. Наливаю на свою тарелку тягучей сгущенки. Макаю блин в сгущенку и откусываю сразу половину.

Обалденно!

− Приступов не было, спалось хорошо, − Катя терзает блин ножом и вилкой, деля его на мелкие кусочки, потом чуть прикасается огрызком к варенью и отправляет в рот.

− Не ожидал получить такой шикарный завтрак, спасибо, − благодарю, уничтожая уже третий блин. – Думал, ты ушла.

− Да вот… я много размышляла… ты заслужил благодарность. Ты очень добрый… не дал уйти ночью, от приступа спас.

− Ты меня плохо знаешь, детка. Если меня задеть, то проснется злой Руслан, который долго разбираться не будет.

− Я тебе не верю, − смеется вдруг девушка, − человека сразу видно.

− Считаешь? А чего же ты Степку−то сразу не разглядела?

Катя сразу сникла, а я мысленно врезал себе по лбу.

− Руслан, помоги мне развестись? Я думаю, у тебя есть знающие люди, и… вот только сразу заплатить не смогу, мне сначала Горнолыжку продать нужно, раздобыть денег…

Ну вот мы и подобрались к щекотливой теме. Сразу огорошить ее про то, что там нечего продавать уже, муж продал все, что смог? Или пожалеть, и просто отвезти на место, пусть сама все увидит?

− Ты не продашь свою горнолыжку, Кать, − решаюсь сразу рассказать. – Степан уже два года ее не запускал, распродал инвентарь и распустил персонал. Там уже давно никто не катается.

Вилка застывает над кусочком блина, а я уже готов сорваться к аптечке за лекарством. Ее астма питается сильными эмоциями, не аллергического характера. Стоит ей заволноваться и приступ обеспечен.

Катя откладывает вилку в сторону и спокойно выдыхает. Как ни в чем не бывало пьет кофе.

− Я предполагала, что такое может быть. Раз он дом за моей спиной продал, то… наверное, и фирмы уже нет. Осталась только квартира, раз меня никто не донимает, не выгоняет. И то не факт.

− Думаю, ты права, − принюхиваюсь к кофе, шикарный аромат. Какой−то секретный ингредиент?

− Тем более, не хочу даже месяц ждать… не хочу носить его фамилию. И судов не хочу.

− А вот тут ты не права, ты должна отсудить половину стоимости за этот дом. Да и с фирмой разобраться. Ты в нее вложилась, отдав все деньги свои. Так нельзя оставлять.

− Документы на продажу дома я сама подписала. Суд не будет на моей стороне, сама виновата.

Она встает из−за стола и убирает посуду, запуская посудомоечную машину. Оставшиеся блины упаковывает в пищевую пленку и ставит в холодильник.

− Разогреешь в микроволновке себе на ужин. А мне пора, − слегка улыбается.

− Ты куда?

− К друзьям. Попрошу Артема отвезти меня на базу, я должна посмотреть сама, что там осталось.

− Я сам тебя отвезу. Я и приехал сюда из−за твоей горнолыжки, − признаюсь, ловя бирюзовый взгляд. – Да, еще вчера я считал базу уже своей. Занял денег твоему мужу, он предложил ее вместо долга выкупить. Я ждал, пока он уломает тебя на подпись доков. А позавчера Елецкий заявил, что ушел от жены и, если я хочу получить базу, должен поговорить сам с тобой. Типа тебе она не нужна, и ты подпишешь. Вот я и явился к тебе домой, а потом в аэропорт помчался.

Катя молча стоит у холодильника, закусив губу. Глаза подозрительно блестят.