– Вы что, служили в Афгане? – спросил вдруг Шаров.

Едва заметный мускул на лице Инина дрогнул.

– Было дело.

– И кем же?

– Полевая хирургия.

– О как… – удивился Шаров. – Надо же… И вдруг поменяли специализацию?

Инин не ответил на его вопрос.

– Так или иначе… – продолжил он, – несколько таких случаев мне удалось проверить. Не полностью, конечно, это было невозможно. Частично. И выдумки оказались правдой, хотя этого не могло быть. Никак.

– Что вы имеете ввиду? – Лиза, выглядевшая слегка поникшей (оно и понятно, после такой демонстрации), вдруг оживилась.

Инин хмыкнул. По его лицу было видно, что он знает гораздо больше, чем говорит. Более того, это знание каким-то образом делает его не пленником, заложником ситуации, а наоборот – он словно возвышался над всеми, исподволь распространяя свою зловещую ауру. Его не смущали ни регалии, ни звания и опыт, ни даже богатство некоторых присутствующих. Его не смущало даже то, что в любую секунду он мог оказаться в руках полиции – от которой так ловко скрывался половину своей жизни.

– Расположение отряда внезапно атаковали моджахеды. Один капитан из отряда разведки, первым обнаруживший скрытое наступление на наши позиции, получил тяжелое ранение в ногу… я пытался спасти его, но за стенами дома, где мы укрылись, шел бой. В окно влетела граната и капитан…

Виктор дернулся… болезненная мука искривила его лицо. Лена с тревогой посмотрела на друга.

– Вить, все нормально? – шепнула она ему.

Виктор с трудом кивнул. Губы его пересохли. Дрожащей рукой он взял со стола стакан воды.

Доктор внимательно посмотрел на Виктора. Зрачки его сузились, он выждал пару мгновений и продолжил.

– …накрыл ее своим телом, чтобы… видимо, спасти меня. Да, он меня спас ценою собственной жизни. Полученные ранения были несовместимы с жизнью. Однако перед смертью он успел кое-что мне рассказать.

– И что же такого интересного он вам рассказал? – скептически спросил Петр и покачал головой. Происходящее все больше напоминало ему какую-то дешевую голливудскую поделку.

Виктор поднял стакан ко рту и попытался отпить, но рука его тряслась, как у заправского алкоголика. Так и не сделав ни единого глотка, он резко, расплескав воду, поставил стакан обратно.

– Что в девяносто первом Союз развалится.

– Это и так было понятно, – протянул Петр. – Тоже мне предсказание.

– Он назвал точную дату. Двадцать шестого декабря. А еще он сказал, что однажды ко мне придет человек, которого я узнаю. Который не оставит меня равнодушным. Из-за которого все это началось.

– Угу… у меня каждый день в приемной толпы таких. Мнят из себя мессий, пророков и прочих ясновидцев. Знаем, проходили.

Инин бросил на Петра быстрый насмешливый взгляд.

– Ладно… Петя, успокойся! – прервала его Лиза. – Так что, пришел этот человек?

Профессор медленно кивнул.

– Да. Пришел.

– И где же он сейчас?

Виктор часто дышал. Лицо его покраснело и покрылось пятнами, хотя в помещении было прохладно.

– Да вот же он, – все тем же бесцветным голосом сказал профессор. – Сидит перед вами.

Сначала никто ничего не понял. Они принялись оглядывать друг друга, озабоченно и тревожно, словно пытаясь найти лазутчика, агента и не находя его в себе – отрицательно качали головой, мол, это точно не я. В какой-то момент, когда методом перебора выяснилось, что никто этим человеком быть не мог, взгляды вдруг разом пересеклись на Викторе.

Он замер, ни жив ни мертв. Краска с лица схлынула, и он стал мертвенно бледным. В комнате воцарилась жуткая тишина.

– Витя… – шепотом произнесла Лена. – Что… он говорит?