Много самолётов названы именами наших великих композиторов. Спокойно и безмятежно садишься в кресло, без страха смотришь в иллюминатор разбегающегося по взлётной «Чайковского», «Прокофьева», «Глинки», «Скрябина», «Алябьева»… Полёт в этом случае обещает быть гармоничным и приятным. А вот взлетать на «Шостаковиче», «Шнитке» или «Стравинском» не так безмятежно, в этих композиторах воздушные ямы и турбулентность не вызовут удивления, наоборот, они скорее ожидаются. В «Хачатуряне» же взлетать весело! Главное, чтобы никто не пронёс на борт саблю. Самолёт по имени «Римский-Корсаков», у которого всякий вспомнит в первую очередь «Полёт шмеля», даёт нам надежду, что долетим быстро.

Художники «Репин», «Шишкин», «Суриков», «Васнецов», «Серов» и «Кустодиев» – вот имена, которые дают полное ощущение надёжности, красоты, уверенности… «Марк Шагал» не вызывает никаких тревог. А вот на «Айвазовском», особенно через море, лететь как-то… чересчур символично. Почему-то вспоминаются не его умиротворяющие итальянские морские пейзажи и гавани, а именно «Девятый вал» и другие штормовые полотна. На «Айвазовском» ожидается морская болезнь, даже если лететь над степями или горами. А лайнер «Андрей Рублёв» вызывает священный трепет и самые противоречивые ощущения.

Определённо страшно взлетать на поэтах. В поэтах пугает не их поэзия, а их ужасные судьбы. Чем прекрасней поэт – тем страшнее и короче биография. Уж если выпало лететь на поэте, то хочется взлетать в ясную погоду, недалеко и недолго. «Есенин», «Маяковский» – очень тревожат, даже пугают. «Бродский», «Мандельштам», «Пастернак», «Блок» вызывают меньшие опасения, но всё же сильное беспокойство. На «Жуковском» или «Тютчеве» лететь куда приятнее. А вот на «Лермонтове» возникает опасение далеко не улететь…

И только один поэт из всего поэтического состава «Аэрофлота» внушает стопроцентную уверенность в том, что полёт пройдёт хорошо и благополучно, как бы далеко не пришлось лететь в любую погоду, – это «Сергей Михалков».

Намного приятнее, чем на поэтах, летать на крупных прозаиках. Их большие, увесистые книги, их серьёзный слог, их объёмные собрания сочинений и заслуги сами по себе успокаивают: «Шолохов», «Айтматов», «Симонов». На «Толстом» хорошо, хоть на «Льве», хоть на «Алексее». А вот на «Достоевском» как-то не так. Понятно, что долетим, но не без проблем и, возможно, не туда. Ну а в «Булгакове» и в «Гоголе» лететь просто страшно, особенно, если перелёт ночной.

Из самолёта по имени «Белинский» хочется сразу уйти. Самолёт-критик! В нём наверняка заложит уши и будет тошнить.

Владимир Иванович Даль и Сергей Иванович Ожегов, создатели знаменитых словарей, были людьми солидными, серьёзными и подробными, поэтому полёт на самолётах, названных в их честь, сулит, может быть, не самое увлекательное путешествие, но в командировку или на скучный курорт лететь на них, что называется, как доктор прописал.

Много самолётов названы в честь путешественников. А это всё были люди неугомонные, которые лезли либо во льды полюсов, либо в какие-то горы, пустыни, либо в какие крайне опасные места. Они страдали, болели, часто гибли, поэтому я не могу сказать, что мне очень хочется летать на «Беринге», «Крузенштерне», «Челюскине», «Пржевальском». Зато самолёт «Юрий Сенкевич» предполагает полёт увлекательный, познавательный, в хорошей компании и с хорошей кормёжкой на борту. (Если не помните или не знаете, кто такой Юрий Сенкевич, – поинтересуйтесь. Узнаете много интересного.)

Для меня как для человека, ничего не смыслящего в естественных науках, приятно и почтительно летать на учёных. Я прям целиком доверяю «Капице», «Ландау», «Келдышу», «Менделееву», «Сахарову». Мне нравится летать на всех тех, кто был связан с медициной. Они вызывают благодарность и уверенность в том, что о тебе позаботятся, поэтому с удовольствием читаю на борту или слышу от бортпроводниц, что в этот раз мы летим на «Бурденко», «Бакулеве», «Пирогове», «Сеченове» или «Боткине». Вот только доктор Вишневский как-то выделяется. Уж больно на памяти его мазь.