– Вы были очень близки с отцом? – не могла я проигнорировать очевидное.

– Наверное, хотя он держал меня на расстоянии. Не принято было в мое время к детям проявлять приязнь. С внуками он уже другой был, разумеется. Я даже завидовал, – тепло улыбнулся мужчина.

– А с семьей Сергея после его смерти вы поддерживали отношения?

– Нет, как-то не сложилось. Зинаида Павловна тогда на всех нас кидалась, говорила, что мы убили Сергея.

– На нас – это на кого? – перебила я.

– На всех, кто был вместе с ним незадолго до того, как его не стало. На меня, жену Сергея. На еще одного нашего товарища. Естественная реакция, я считаю, на смерть сына. Поэтому с моей стороны обид не было, но и общение прервалось. Хотя я все детство с тетей Зиной дружил, она была приятной женщиной.

– А жена Сергея? Какой она была? – Мой маскарад грозился окончиться моим полным разоблачением.

– Обычной, – с готовностью ответил мужчина, – тихая такая девчонка. Серега ревновал ее сильно, поэтому держал подальше ото всех. Хотя у нас железно с этим было, на чужих девчонок мы не смотрели, – засмеялся он.

– Кодекс пацана? – подыграла я.

– Да, кодекс пацана, – согласился он, – но он как-то все равно слишком строго себя с ней вел. Ну, а что про молодежь-то? – напомнил он.

– Как раз подвожу, – встрепенулась я и снова призвала на помощь собственное красноречие.

К концу интервью Артем Леонидович, уже не стесняясь, разглядывал меня и отпускал двусмысленные комплименты. У него был приятный голос и благодушный громкий смех, который то и дело оглашал кабинет. Для пожилого мужчины выглядел он неплохо, хотя красноватый цвет лица и лишний вес выдавали в нем человека, которому не чужд гедонизм. Когда он рассуждал о работе, то его полные ладони с коротковатыми пальцами смешно сжимались. В целом, впечатление он производил приятное, даже сальные взгляды в мою сторону не вызывали опасений. Он любил внимание и был щедр на комплименты.

Спустя полтора часа я засобиралась. Едва я потянулась к диктофону, как мою руку накрыла ладонь Артема Леонидовича.

– Что вы, Танечка, даже фотографировать меня не собираетесь? – делано строго спросил он.

– Точно! – не выходя из образа, согласилась я. – Давайте возле окна?

– Там же стройка, – возразил глава управы.

– И это прекрасная метафора новых свершений! – горячо заявила я, прервав спор.

К тому времени, как мы закончили, Восточная управа уже была полна людей. Из приемной меня проводил строгий и внимательный взгляд секретаря Матренина, женщины средних лет с черными волосами ниже талии и вишневым блеском на искусственно пухлых губах. Вежливо улыбнувшись, я ретировалась.

Не стоило ожидать от Матренина честного рассказа на якобы стандартном интервью. Такие люди даже в присутствии адвоката не склонны впадать в сентиментальность и откровенничать. Хотя то, что он рассказал, не противоречило тому, что мне удалось узнать, всегда оставалась вероятность, что это была официальная версия его биографии, которая позволила ему двигаться выше по карьерной лестнице. Артем Леонидович был из непростой семьи, и возможности по вытаскиванию себя из неприятностей у него были на порядок выше, чем у других членов минцевского кружка. То же бытовое отравление для них было невинной шалостью по сравнению с тем, как они расправлялись с конкурентами в начале своей деятельности. Да и в то, что он так запросто отдал активы Минцу, верилось с трудом. Одно из главных правил нечистых на руку людей гласит, что все отдавать никогда не следует, это опасно. А Матренин не производит впечатления человека, который рискует собственной безопасностью. И почему заявление было написано исключительно на Анну, а друга детства даже не упомянули в нем? Неужели потому, что за Анну некому было заступиться?