…Мар запретил мне работу в лаборатории, заботясь исключительно о моей безопасности.
В газетах появилась статья о некоторых странных привычках древних семей, явно идущих в разрез с законом…
…Мар предложил мировое соглашение.
И работу.
И… я подумывала согласиться. Я всерьез подумывала согласиться. Я ночь просидела над этим проклятым соглашением, вчитываясь в каждую букву, давясь слезами и понимая, что другого варианта нет и не будет. Он… он купил меня за те самые ландыши и надежду на счастье.
Он… не отпустит меня.
Ни сейчас. Ни через десять лет. Ни через двадцать…
…он дал мне шанс, а если откажусь, то суды продолжатся, а пока они идут, мне остается сидеть на острове и… что?
Мешаться под ногами одного брата?
Испытывать терпение другого?
Задвинуть ящик с треклятым инструментом под кровать, взамен приобрести коклюшки и пару мотков шелковых нитей? И отправлять вывязанные салфетки Мару? Это… по меньшей мере глупо. Правда в том, что работать нормально мне не позволят. Но и согласиться, признавая поражение, я не могу.
Вот не могу и все тут.
Пусть и упрямство это глупо… Мар теперь душу положит, чтобы мне было хорошо на этих вот заводах… лаборатория будет… условия… все, чего пожелаю, в разумных пределах, само собой. Так какого я сижу и…
…я могу выдвинуть встречные условия.
Мы поторгуемся, а потом…
Невеселый выбор.
- Подписала? – поинтересовался утром Корн, который взял на себя труд сопровождать меня. И не скажу, что между нами вдруг возникла глубокая привязанность. Скорее… он полагал себя ответственным за мои неудачи, а я… мне нужен был кто-то, за кого можно спрятаться.
- Нет, - выглядела я, надо сказать, препогано. И зеркала в гостинице «Зеленый Эйерин» были беспощадны. Тощая. Нескладная. В платье дорогом, но при этом сидящем криво, будто взятом в долг у более состоятельной подруги. Волосы и те поблекли, а веснушек, напротив, стало больше, отчего лицо мое казалось рыжим.
- Молодец.
Корн подал руку.
- Почему?
- Потому что, если он предлагает мир, то тоже устал от войны.
Логично. Но устала и я… я не хочу больше воевать. Не хочу рассказывать судье в сто двадцатый раз историю нелепой моей жизни, не хочу отвечать на вопросы законников, в каждом выискивая подвох…
…выполняла ли я супружеские обязанности должным образом?
И не могло ли получиться так, что недостаточное мое старание вынудило супруга искать…
…была ли я внимательна.
…проявляла ли я интерес к делам новой моей семьи и хозяйству?
…и не сама ли во всем виновата?
Виновата.
В наивности и в глупости, а еще в надежде, что с людьми можно договориться.
- Все будет хорошо, - Корн потянул меня за прядку волос. – Просто… помни, что если долго сидеть на берегу моря, оно сделает тебе подарок.
- Я… не уверена.
Мне хотелось плакать.
За прошедший год я сильно похудела, обзавелась бессонницей, с которой не справлялись и темные травяные капли, и дурной привычкой плакать по любому мало-мальски значимому поводу.
Я шмыгнула носом.
И стиснула в руке платок. Не буду… вот не буду и все…
- Он не даст мне работать, - я не отстранилась, когда Корн меня обнял. От брата пахло дорогой туалетной водой, но еще и морем. Запах этот, бывший частью его, успокаивал. – А я не хочу… остаток жизни… с коклюшками… я не хочу…
- Не хочешь? Не надо.
Корн осторожно провел рукой по волосам.
- Всегда найдется… альтернативный вариант. Если нельзя работать законно, то стоит найти тех, кому работа важнее закона. В конце концов, ты нашего рода, а Леонасы всегда держались своих интересов.
онасы всегда держались своих интересов.