Помыв Даньке лапы, он пошел на кухню, включил чайник и зажег газ.

– Гошк! Ты чего будешь? – крикнул он сыну, задумчиво глядя на пламя.

– Мне бутерброд с красной рыбкой и яйцо, слюнявое… – ответил влетевший на кухню двенадцатилетний отпрыск и с размаху бухнулся на кухонный диван. Подушка перевернулась и отскочила на пол. Кастрюлька с гречкой, заботливо укутанная женой сначала в газету, а затем в одеяло, для достижения надлежащего разбухания и рассыпчатости, как все они любили, завалилась набок. Лева успел перехватить посудину. Он взвесил кастрюльку в руках и сказал:

– Все равно надо уже вынимать. Уже, наверное, набухла…

Сначала он развернул одеяло, потом газету. Это был теперь уже смятый «Московский комсомолец».

– Пап! А мне надо сочинение сочинить, про Каштанку… К завтра… Нам на выходные задали… – сообщил ему Гошка, жуя бутерброд. – Напишем?.. Мама говорила, ты про нее умеешь…

– Про кого?.. Про маму? – рассеянно переспросил Лева.

Сын хмыкнул:

– Да про Каштанку, про собачку… Нам задали… Ну, как она потерялась…

Лева поставил кастрюльку на стол и прикрыл газетной шапкой. На самый верх газеты жирным курсивом пришлись слова «V. I. P. Досуг». Он приподнял газету и заинтересованно прочел еще: «Апартаменты пять звезд. Центр».

– Напишем, пап, а? – Сын не унимался.

– Я тебе что, писатель, что ли? – ответил Лева, не отрывая глаз от раздела объявлений. – Я – конструктор, главный инженер, а не бумагомаратель какой…

– А мама говорила, писатель – инженер человеческих душ, – продолжая жевать, предложил нахальную версию Гошка. – А ты, значит, главный по душам. А ты свое яйцо будешь? – промычал он, не придавая особо серьезного значения смысловому недострою.

– Буду! – ответил Лева с непонятным раздражением и стукнул ложкой по известковой макушке. Удар оказался раза в четыре сильнее, чем того требовала жизнь, и на завтрак ему достался лишь розовый пластмассовый подъяичник, перепачканный растекшейся яичной жижей вперемешку с осколками скорлупы. Гошка удивленно, с легким испугом, посмотрел на отца и попятился к выходу из кухни.

– И вообще, залезь в Интернет и возьми там чего надо, – в легком раздражении предложил отец. – Когда не надо – часами сидишь, позвонить не даешь…

– Я уже заходил, – с искренним энтузиазмом ответил сын. – Даже «Оувер Ультра Плюс» поставил, специальную программу для поиска редких и особо сложных объектов. Нет там ничего про Каштанку, а чай я не буду…

Что-то было не так. Странный зуд, прицепившийся с самого утра и вызвавший такие странные реакции в давно исследованной им в молодости и уже порядком подзабытой в суете конструкторских буден области основного инстинкта, не отпускал… Этот же самый зуд заставил Леву зависнуть где-то посередине между тупой необъяснимой злобой неизвестно к кому и тянущим за нутро позывом в таинственную неизвестность.

«Хорошо, что Юльки дома нет… – подумал он, – а то бы сейчас ей точно досталось за что-нибудь… ни за что…»

Он еще раз передумал последнюю мысль по новой, убедившись в ее справедливости, но в то же время отметил ее стилистическое несовершенство:

«Вот тебе и писатель… – Желание прокопать в себе что-то совершенно новое не проходило. – Даже думать грамотно не научился, не то что писать…»

Юлька была женой любимой и красивой. Однако и она обладала серьезнейшим, на Левин взгляд, недостатком, который постепенно усугублялся с количеством прожитых вместе лет. И заключался он, как ни странно, в отсутствии каких-либо, сколь угодно малых недостатков, которые могли быть зафиксированы как недремлющим оком, так и прочими бдящими органами чувств мужа, отца и начальника. Стерильная Юлькина чистоплотность, доброжелательная отзывчивость, забота о каждом в отдельности и немного обо всех, включая малознакомых друзей своих плохознакомых соседей, глубочайшая порядочность, несмотря на хорошее образование, семейная преданность и, наконец, пугающая в своем постоянстве доминантная убежденность о невозможности нарушений супружеской верности – постепенно перевели вышеизложенный гармонический ряд в несложный перечень вещей удобных, приятных, порой совершенно необходимых, но в то же время – привычных, обыкновенных и легко прогнозируемых.