Оратор захлопнул дверцу и пошел восвояси, сунув руки в карманы брюк и сжимая в одной из них купюру.

Поздно вечером Лидия Даниловна зашла к Нике узнать, что думает полиция по поводу экстравагантного ограбления. У той была готова собственная версия, причем полицию она в свои домыслы не посвятила. Предоставив Лидану ноутбук с фотографиями супермачо из парка, Ника уселась на подоконник, обхватила колени и уставилась в раскрытое окно. В комнату нежно вливался ночной воздух, после суетного дня он был как подарок, живил прохладой.

Вот на кого хотелось бы быть похожей Нике – на Лидан. Во всем. Во-первых, умение держаться: Лидан не суетлива, движения ее плавные, но точные. Она сдержанна, попусту не болтает, начитанна, умна. Во-вторых, живет по правилам, которые успешно забылись не только поколением next, аксакалами тоже. Ну и последнее – внешность: тонкие черты выточены искусно, фигура почти не претерпела изменений, так что смотреть на Лидан приятно. Все в ней гармония, все диво… Но почему-то люди, близкие к идеалу, не бывают счастливыми. Правда, Лидия Даниловна никогда не жаловалась, только это необязательно, чтобы понять: эта женщина что-то прячет внутри себя. Поэтому ее темно-серые глаза обращены внутрь и всегда грустные.

– Ну, знаешь… – после длинной паузы потрясенно выговорила Лидан. – На его месте я бы тебя убила.

Как многие молодые люди, не обремененные моральными принципами, Ника полагала, что для натур творческих ограничений не должно существовать, потому фраза «я бы тебя убила» вызвала протестный тон:

– За что?!

– Как ты не понимаешь… – покачала головой Лидан. – Так нельзя!

– Почему нельзя?

– Потому что! Разве это нужно объяснять? Нельзя, и все! По какому праву ты вторглась со своей камерой к этому парню? В такой интимный момент… Ты совсем рехнулась? На юридическом языке это вторжение в частную жизнь!

– А не надо любовью заниматься на травке!

– В нормальной стране подобный проступок карается законом. Слышишь – карается! А не наказывается.

– Я и не рассказала полиции, – заворчала Ника. – Подумала, вдруг меня арестуют…

– Ага, ты все же знаешь, что так поступать нельзя, – подловила ее Лидан. – Знала, но снимала парня и его девушку. Ника, я… разочарована. Ты воспитанная, начитанная и глубокая девушка, а повела себя… Не ожидала я.

Она снова перевела взгляд на снимок обнаженного молодого человека, схватившегося за прутья ограды, признав, что оторваться от изображения трудно. Искаженное яростью лицо (что нисколько его не портило), растрепанные пряди волос, ровные зубы, яростный взгляд – во всем этом такая мощь чувствовалась, что невольно комок подступал к горлу. Прутья ограды только подчеркивали силу и, конечно, красоту. Кадр получился смысловой: будто парня посадили в клетку, откуда он рвется на волю, но не проходило ощущение, что ему никогда не вырваться. Вздувшиеся жилы, рельеф напряженных мускулов, блики на мышцах, капли пота, поймавшие световые отблески… Потрясающе! Нике удалось невозможное: красота и безысходность в одном кадре. Сфотографируй то же самое кто другой – эффект пропал бы, однако Лидия Даниловна удержалась от восхвалений, а то у девушки головка закрутится не в ту сторону. К тому же речь велась не о великолепии кадра, даже не о проступке амбициозного фотографа, распрощавшегося с деликатностью, – все это явилось отступлением от главной темы. К ней, теме, Лидия Даниловна и вернулась:

– Он не мог пробраться в студию и забрать диск.

– Почему? Потому что этот парень понравился вам? А если он негодяй и подонок? С его внешностью разве это редкость? – забросала Ника вопросами приятельницу, развернувшись к ней лицом и свесив ноги с подоконника.