Как только прекратилась бомбардировка, на улицы высыпали толпы народа. Открылись магазины, на «Этажерке» появились первые гуляющие, и вскоре бульвар заполнился публикой. Военный оркестр грянул бравурный марш, и жизнь забила ключом.

Борейко и Звонарев неторопливо шли вдоль набережной. К пристани то и дело подходили шлюпки военных судов. Раздушенные, все в белом, моряки направлялись к «Этажерке». Едва они появились там, как услышали по своему адресу свистки и громкую брань фланирующих по аллеям стрелков.

– Достукались наши моряки, что им нельзя даже показаться в городе, – бросил Борейко. – Я уверен, что, командуй броненосцами лейтенанты, наверняка хотя бы часть эскадры прорвалась во Владивосток… Не зайти ли нам по дороге в Пушкинскую школу за учительницами? – предложил вдруг он.

– Это совсем нам не по дороге. Скажи прямо, Боря, что тебе хочется повидать маленькую Олю.

– Я буду очень опечален, если с ней что-нибудь случилось.

– Собираешься жениться на ней?

– Кто же пойдет за такого пьяницу, как я… Так пойдем?

– Ладно.

Приятели свернули на Пушкинскую улицу. В двухтрех местах им пришлось сходить с тротуара, обходя поврежденные бомбардировкой здания, но школа не пострадала. Только каменная садовая изгородь в одном месте была разрушена да осколки повредили несколько деревьев. Навстречу им вышла маленькая жизнерадостная Оля Селенина.

– Никак, сам господин Топтыгин пожаловал к нам со своим другом! – приветствовала она гостей. – Пожалуйте в фанзу.

Офицеры последовали за ней. Здесь они застали Марию Петровну и Лелю Лобину. Гостей пригласили присесть.

– Мы к вам мимоходом по пути к Риве. Идемте вместе, – предложил Борейко.

Девушки вопросительно посмотрели на Желтову.

– Идите, а я дома посижу! – отпустила их Мария Петровна.

Обе учительницы бросились обнимать ее и убежали одеваться.

– Вас сильно сегодня обстреляли? – спросил Звонарев.

– Мы укрылись в погребе, но все же было довольно страшно.

– Почему вам не выстроят блиндаж?

– Мы люди маленькие, о нас и не помнят. Зато неподалеку отсюда, у Стесселя, строят гигантский блиндаж для скота.

Вскоре вернулись обе учительницы в сопровождении Стаха. Он еще сильно прихрамывал и передвигался, опираясь на палочку.

– Здорово, артиллеристы! – приветствовал он гостей. – Как воюете?

– В резерве сидим на Утесе и ждем у моря погоды. А ты как живешь?

– Раны почти закрылись! Мой командир полка Савицкий так обо мне соскучился, что прислал комиссию для освидетельствования моего здоровья. Мудрые эскулапы нашли, что я уже почти поправился.

– Подумайте, старший полковой врач заявил, что в строю Стаху не придется танцевать, а ходить можно и потихоньку, – возмущалась Лобина.

– Особенно в атаку! – усмехнулся Звонарев.

Простившись с Желтовой, все тронулись в путь. Впереди шли Енджеевский с Лелей, за ним Звонарев с Олей, а сзади тяжело выступал Борейко.

Подходя к домику Ривы, они еще издали услышали доносившееся через открытые окна пение.

– Наши аргонавты, очевидно, благополучно вернулись, – заметила Леля, – вот мы и узнаем все подробности морского боя.

Соловьем залетным юность пролетела,

Волной в непогоду радость прошумела, – неслось из окна.

Время золотое было да сокрылось,

Сила молодая с телом износилась, – подхватила подошедшая компания дружным хором.

Из окна выглянула Рива.

– Андрюша, к нам идут, – проговорила она, обернувшись в комнату.

Пение в комнате прекратилось, но на улице продолжалось с прежней силой:

Без любви, без счастья по миру скитаюсь,

Разойдусь с бедою, с горем повстречаюсь.

Особенно выделялись сильное сопрано Оли и мягкий, приглушенный бас Борейко.