В девять часов вечера на пост заступил канонир Давид Заяц-маленький, худощавый еврей, случайно попавший в артиллерию и своим неказистым видом резко выделявшийся среди стройных, высоких, крепких артиллеристов.

Пройдясь по батарее, Заяц поднялся на бруствер и уселся на камень около дальномерной будки: ночью можно было допустить и отступление от устава гарнизонной службы.

Поставив около себя винтовку, Заяц свернул цигарку и с удовольствием закурил. Перед его глазами расстилалось спокойное, чуть туманное море и виднелась цепь ярких огней эскадры.

Мысли Зайца перенеслись в далекие Свенцяны, где осталась его молодая жена с двумя маленькими детьми. Прошло уже почти четыре года, как он их покинул, будучи призван на военную службу и отправлен за десять тысяч верст в Порт-Артур. Больше месяца ехал Заяц до Артура, пытался в дороге бежать, но был пойман, выпорот и направлен под конвоем к месту назначения. Несладко жилось ему и в Артуре. Слабосильный, не пригодный к тяжелой службе в артиллерии, он был зачислен в нестроевую команду.

Заяц промерз, встал со своего места и прошелся вдоль бруствера батареи.

Все было по-прежнему спокойно, по-ночному тихо и темно.

Неожиданно на море прогремел выстрел, за ним другой, третий, загрохотала сразу вся эскадра. Заяц удивленно смотрел на море, не понимая, что там происходит. Потом решил – «моряки маневру делают», и стал спокойно наблюдать за развертывающейся перед ним картиной. Взблески выстрелов, огни прожекторов, столбы воды, взлетавшие вверх при падении снарядов в море, представляли красивое зрелище.

«Здорово жарят, как у нас на состязательной стрельбе», – подумал Заяц.

Подошел разводящий и сонным голосом осведомился, что это за стрельба.

– Ученье у моряков, – ответил Заяц.

Разводящий почесался, зевнул и лениво проговорил;

– Тебе еще полчаса достаивать, сам придешь, разбудишь Белоногова, а я спать завалюсь, – и неторопливо спустился с бруствера,

Вскоре стрельба прекратилась, и Заяц пошел сменяться После смены, согревшись в теплом караульном помещении, он мгновенно заснул.

Разбудили его около четырех часов утра.

– Смена, что ли? – пробурчал он.

– Какая смена, японец войной на нас пошел! Рота по тревоге вызвана на батарею, – ответил ему дежурный по роте.

– Да ну? – изумился Заяц. – Значит, как с вечера стреляли моряки, была война, а не маневры?

На батарее в темноте двигались солдаты. Мерцали ручные фонари. Пороховые и снарядные погреба были открыты, чехлы с орудий сняты, около них толкались солдаты Откуда-то из темноты доносился спокойный голос Жуковского. На море было совершенно тихо. Эскадра по-прежнему усиленно освещалась прожекторами.

Заяц пришел к своему посту у денежного ящика, досадуя на беспокойную ночь. Он еще не верил, что началась война, и считал, что все эго только солдатские побасенки.

– Генерал Белый сообщил, – говорил Жуковский солдатам, – что японцы неожиданно напали на наш флот и взорвали три корабля. Можно ожидать с минуты на минуту нового нападения. Поэтому за мор, ем надо следить в оба и быть готовыми к открытию огня.

Заяц насторожился.

– Неужели и впрямь война? Прощай тогда Свенцяны надолго, если еще живой останешься, – волновался он.

– Прикажите прожекторной команде наладить освещение, – кому-то в темноте отдавал распоряжение командир роты – В случае тревоги немедленно сообщить мне и сразу же вызвать людей на батарею.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

По голосу Заяц узнал фельдфебеля Назаренко.

Люди ушли с батареи, и Заяц опять зашагал в темноте.

Около восьми часов утра, когда утренний туман над морем стал рассеиваться, на горизонте один за другим стали показываться многочисленные дымки. Несколько миноносцев понеслись им навстречу.