Тянет-тянет, обнажая.
Я не голая. Нет, не голая. Но мне нужно себя осмотреть, чтобы в этом убедиться.
И, честно признаться, одежда совсем не спасает от его взгляда.
Напротив.
Я чувствую, как на мне эта одежда тлеет, превращаясь в пепел, который так легко сдуть… дыханием.
Грудная клетка вздымается и опускается часто-часто.
Рахман – я напоминаю себе, что он – Исаевич, выпускает вслух несколько слов, на родном языке. От этих гортанных звуков тело получает еще один порочный сигнал, и вот я уже мысленно вижу, как этот мужик вбивается в меня, придерживая за ягодицы, шепча на ушко… Вот это самое… И что-нибудь еще.
Наваждение какое-то! Нужно что-то срочно сделать, сказать.
– Что думаешь?
Пальцы задевают мои волосы, подушечки пальцев скользят по лицу, поддевают подбородок.
Язык припекся к небу, сглатывая слюну.
Большой палец мужчины тянет пылающую дорожку чуть-чуть ниже губы, совсем немного задевает ее.
Меня будто током пронизывает насквозь.
В голову бьет пьянящий коктейль мужского запаха и парфюма, не пойму, чего больше. Просто вдыхаю эту ядреную смесь.
Нужно вымолвить хоть что-то, иначе…
– Согласна?
Глаза пытливо смотрят, задевают струны души. Внутри, у самого сердца, звенит горечь. Она сильнее всех прочих эмоций.
Думает, что вот так просто? Он щелкнул пальцами и – все?!
Послать бы его, но… Тогда придется уматывать, а мне, если честно, только-только потеплело.
Уходить не хочется. Болтаться по городу – тоже. Медитировать весь вечер в дешевых кафе над чашкой чая?
С подруги мужик может всю ночь не слезать, а мне и податься некуда. Денег снять хату на сутки нет.
И поэтому вместо того, чтобы дать выход той горькой злости, которую вызвало во мне предложение Рахмана, мать его, Исаевича, я выпаливаю.
– Я хромаю. Не думаю, что вам… нужна… хромоногая содержанка!
Пялюсь на лицо мужчины, губы расплываются в легкой усмешке. Крупные пальцы крадутся выше, заходят за голову, обхватывают затылок.
Лицо мужчины оказывается совсем близко от моего.
– На ноги поставлю. Ерунда. Ты просто не представляешь, с какими серьезными травмами приходится иногда сталкиваться тамошним специалистам. Не пройдет и года, как ты и не вспомнишь о временном недуге. Оплачу восстановление.
Пальцы Рахмана поглаживают затылок. Губы зависают над моими.
– Это было да?
– Это было…
Успеваю выставить ладонь, жаркий, требовательный поцелуй приходится именно туда, и меня потряхивает. Тело вибрирует от касания его губ к моей руке.
– Нет, – отвечаю хрипло. – Восстановление вы мне оплатите, чтобы я к вашей дочери не приближалась. У нас уже есть… уговор.
Мужчина с рыком вжимает губы в мою ладонь и скользит ниже, захватывая прикусывающими движениями запястье.
– Словила. Подсекла. Шельма… – поднимает на меня горящий, тяжелый взгляд. – Все так. Верно. Так что ты хочешь? Что еще ты хочешь?
Голова идет кругом. Он так близко.
Так смотрит.
В груди вихрь.
Немножко страшно, но предвкушения и острого, захватывающего дух волнения намного больше.
Я привыкла к мужским взглядам. Они все – ужасно похотливые бабуины. К выкрикам «я бы вдул» и «покатайся на моем банане» я уже привыкла. Но так, как смотрит на меня отец Амиры, еще никто не смотрел.
Обещания кружат голову.
Он вроде торгуется, но я не чувствую, что он меня покупает.
Предлагает другую жизнь?
Это же самообман.
Ты обманываешь себя, Рори. Об-ма-ны-ва-ешь…
Ему просто хочется тебя… натянуть.
Стараюсь мысленно обозначить как можно более грубо и пошло это действие, внутри растекается лава.
Ох, да…
Глаза бесстыже падают на мощные бедра мужчины. Стыд? Нет, не слышали… Его ширинка напоминает палатку…