Мне самой, как день ясно что Ада эта с обоими крутила.

И если я буду плохой актрисой, голову открутят уже мне.

Магнус

Ада кашляет.

Убедительно, аж надрывается, тонкая рука мелькает в широком рукаве плаща, она машет на графин.

Финн, метнувшись к столу, плещет в стакан воду.

Несётся к ней.

Она выхватывает стакан и пьет, жадно, струйки воды стекают по подбородку на белую шею, по ошейнику вниз, на грудь, катятся по ложбинке, и дальше прячутся в ткани плаща.

Хороша стерва.

- Захлебнешься, Ада, - усмехаюсь.

Но тело ее влечет. С ног до головы окидываю проклятую студентку, кутающуюся в плащ Финна и поправляю ремень брюк.

Все ещё тянет к ней, но я знаю, это ложно, она чем-то на меня воздействует.

Ада отрывается от стакана.

Финн сверлит ее взглядом, ждёт ответа.

- Он врёт, - кратко припечатывает Ада, и пальцем на меня показывает, так несерьёзно. Переводит взгляд на Финна. - Человека, за которого я замуж выхожу, которому свое сердце доверила - я бы не предала никогда, лучше бы умерла, - в доказательство она прижимает руку к груди.

У нее и голос - чистый источник, живой ручей, пить и пить.

И Финн верит. Оборачивается на меня.

В ладонь впивается угол столешницы, столь крепко сжимаю стол. В сомнениях изучаю девичье лицо, в глазах ищу признаки лжи, взгляд не обманет.

Ищу и не нахожу, Ада словно не врет, со мной не спала.

И этого быть не может.

Она не пришла вчера.

Но раньше, каждую ночь, здесь в кабинете, я помню.

- Вы с матерью сговорились, я понял, - Финн подходит к столу, - Вы не хотите, чтобы я женился.

- Разумеется, - смотрю на девушку. - И я тебе уже сказал почему.

- Я ничего не сделала, чтобы терпеть оскорбления, - она снова подаёт голос, и он действует, как заклятье, в нем столько всего намешано, различаю и страх, и злость, и возмущение, и беспомощность, но не вранье. - Я замерзла, я голая, на мне мокрый плащ.

Наши пересеченные взгляды врезаются в нее.

Она икает, кажется.

- Мы не мерзнем, - зачем-то говорю, ведь она и так это знает, но Ада трясется, будто, правда, от скачков температуры страдает.

- Ты ее довел, запугал, что ты с ней сделал, почему она такая? - без пауз рубит фразы Финн и поворачивается на меня. Не медля заводит руки назад.

Там у него оружие, и, когда-то, он этот пистолет выхватит и направит в меня, и рука его не дрогнет, знаю.

Но не сейчас.

- Ада, - киваю ей, ласково продолжаю, меня медленно догоняет осознание. - Ты не просто студентка. Ты хочешь разбить семью Винтер, - сажусь в кресло.

Качаюсь.

Никто не в курсе, что нашу семью связывает не любовь, а тайна, и мы уничтожим любого, кто только посмеет раскрыть нас.

Но Финн не видит в Аде угрозу, он смотрит на меня. И угрозу видит во мне.

- Эта штука душит, - снова врывается в войну взглядов Ада. Пальцами теребит обруч. - Снимите или дайте уйти, у меня в глазах двоится.

Финн тут же шагает к ней.

- Я тебя в обиду не дам, я для тебя небо разобью, ты моя невеста, Ада, и это не изменится, - он придерживает ее за талию. Ведёт по кабинету, через плечо бросает. - Вернусь за ключом и поговорим.

Она тоже оборачивается.

Кидает на меня быстрый опасливый взгляд. И жмется к Финну.

Он ногой толкает дверь, она хлопает.

И я остаюсь один, а перед глазами не меркнет образ ее, тот самый, в нашу первую встречу, когда часы били двенадцать, и она пробралась в мой дом.

Мы были вместе. Вдвоем. Это было сильно.

Будто вчера помню, как стоял в гостиной, с бутылкой бурбона. А она влезла в окно, мокрая, из-под дождя.

Сбросила плащ.

- Замёрзла. Угостишь?

Она протянула руку, а я молча отдал бутылку. Она прошлась языком по нижней губе, оставив влажный след, и пару раз глотнула спиртное, а я смотрел. На ее пухлые губы, как они плотно обхватывают горлышко бутылки. И хотел, чтобы она на колени встала, и также открыла рот, когда я сниму брюки.