А затем расстегивает рубашку, что пропитана темными разводами кофе, а я, замерев с совком и пластиковой щеткой на длинной металлической ручке, наблюдаю за небрежным стриптизом.

— Стерва, — едва слышно выругивается Евгений и нервно распахивает рубашку, оголяя торс.

Четкие линии напряженного пресса, выразительные мышцы груди, темные аккуратные соски и мускулистые руки на секунду меня очаровывают, и сердце от волнения пропускает удар.

— У тебя есть десять минут, — швыряет рубашку в лицо. — В темпе, Аня.

— Аля.

Пячусь под ледяным взором Евгения и скрываюсь в уборной. Ладно, буду сегодня Аней, а то меня за компанию с Валерией уволят.

3. Глава 2

Я сама не раз проливала на себя кофе, поэтому не особо паникую с рубашкой Евгения. Закрываю дверь уборной и утыкаюсь носом в приятную мягкую ткань. Не знаю зачем — это мимолетный и неконтролируемый порыв. Пусть аромат кофе отвлекает, но я чую нотки мужского пряного парфюма: древесная кора, черный перец и немного кедровых орешков.

Не время для слабости. Мне дома позволено полчаса повздыхать по Евгению, для которого я безликая тень за столом, а сейчас возьму себя в руки. Да, я симпатизирую боссу. Это не влюбленность, но нет смысла отрицать, что я нахожу его красивым мужчиной, чье внимание бы мне польстило, как женщине.

Прополоскать пятно кофе в холодной воде, залить нашатырным спиртом и оставить на пять минут. На кухне вытаскиваю из-за холодильника небольшую гладильную доску, а из нижнего шкафчика — утюг. Это я такая продуманная, хозяйственная и готова к любой катастрофе на рабочем месте.

Тщательно прополаскиваю рубашку Евгения, плеснув раствора из воды и лимонной кислоты, выжимаю, встряхиваю и вновь иду на кухню, где тщательно проглаживаю влажное пятно, от которого поднимается горячий пар.

— Лерку уволил? — Вадим Алексеевич заглядывает на кухню с чашкой в ладонях.

— Похоже на то, — поднимаю рубашку и даю лишней влаге испариться, а затем опять прохожусь по ткани утюгом.

— Ну, я думаю, что у Валерии все будет хорошо, — Вадим Алексеевич подходит к кофемашине.

— Конечно, будет.

— Куда тут тыкать? — он в растерянности смотрит на кофемашину и не знает, как к ней подступить.

— Секунду.

Через две минуты Вадим Алексеевич наслаждается чашкой кофе, а бегу с рубашкой к Евгению, который развалился за столом, закинув на столешницу ноги.

— Готово, — стою перед ним и протягиваю рубашку, потупив глазки.

Он жутко меня смущает своей наготой. Я не ханжа, но, елки зеленые, видеть полуголым босса, которого я воспринимаю как недосягаемого небожителя, очень неловко. Встает, обходит стол и выхватывает рубашку из рук.

— Свободна, Ася.

— Аля. Алина.

— Тебе важно, чтобы к тебе обращались по имени? — накидывает рубашку на плечи.

— Конечно, важно, — поднимаю взгляд.

— А я что-то этого не заметил, Галя, — насмешливо изгибает бровь. — Убеди меня, почему я должен запомнить твое имя?

Он издевается. Он прекрасно знал и знает, как меня зовут, но два месяца просто насмехался.

— Имя — часть меня. Я человек, Евгений, а не робот. И вы меня обезличиваете, когда называете другими именами. А еще это унизительно. Я трачу треть жизни на этой работе, и именно Алина вывела пятна кофе с вашей рубашки.

Евгений молча выслушивает мою смелую и тихую тираду, неторопливо застегивает пуговицы и расправляет ворот с ухмылкой:

— Наконец-то ты соизволила отстоять свое имя. Я впечатлен. Понадобилось два месяца. Через месяц, когда окончился бы твой испытательный срок, я бы тебя уволил.

— За что? Я ведь справляюсь со своими обязанностями, — обескураженно спрашиваю я.