– Заодно и в деле проверишь, командир!

Я подмигнул ему и начал инструктировать Иванова, которого с парой бойцов затребовал себе в помощь. Этого сержанта выбрал потому, что его Андрей оставлял прикрывать наш отход. И еще отследил, как командир заставы к нему относится. Как к парню толковому и соображающему. Мне именно такой и нужен. Озадачив Иванова, я опять забрал бинокль и уже вместе с Суховым пошел наблюдать дальше. Немцы расположились обстоятельно, будто всю жизнь здесь стоять собираются. Вовсю дымилась полевая кухня, а четверо гансов, вы не поверите, соорудив вместо поломанного шлагбаум на входе, уже заканчивали его красить! Вот это орднунг! Я даже головой помотал. Вроде мелочь. Но ведь и для такого дела нужны инструменты, краски, кисточки. Люди опять-таки. И это в первый день войны! Наши бы стали в такой ситуации ставить этот чертов шлагбаум? Да на хрена он нужен! А если б и поставили какую-нибудь лесину, то уж красить точно не стали. Действительно – другое мышление, другая культура. Плохо только, что вся эта культура против нас направлена.

От этих мыслей отвлек вопрос Андрея:

– Так ты говорил, что можешь события прогнозировать? Интересно бы послушать.

Он как-то насмешливо и в то же время с затаенной надеждой смотрел на меня, ожидая ответа.

– Тебе мои предположения не понравятся. Да и никому бы не понравились.

Я оторвался от бинокля и, сев по-турецки, закурил. Выпустив колечко дыма, вздохнул и продолжил:

– Точно, конечно, сказать еще тяжело, но я так думаю, что весь Запад мы потеряем. Такими темпами Киев уже месяца через два возьмут. А к зиме, если наши действительно за ум не возьмутся, немец под Москвой будет.

Пока я говорил, у Сухова белели глаза и раздувались ноздри. Потом он, наклонившись ко мне, прошипел:

– Да ты – провокатор! Немецкая шавка, падла!

– Ну и к чему эти слюни?

Я как сидел, так и продолжал сидеть, только прищурил глаза от попадавшего в них дыма.

– Сейчас эта шавка пойдет и поднимет на воздух склад боеприпасов. И фрицев положит, сколько сможет. И вернется, чтобы дальше их класть по мере сил. И людей при этом терять не будет впустую. Вопрос только – ты со мной? Или уйдешь туда – к нашим? И угробишь всех своих ребят, затыкая очередную дыру винтовками против танков? Чтоб ты знал – из списочного состава пограничников, начавших войну, к концу ее по предварительным, но, как сейчас уже видно, реальным расчетам, останется не более одного процента.

Андрей во время моего монолога слегка остыл и, тоже закурив, спросил:

– Пугаешь? Да хоть никого бы не осталось, но долг свой мы выполнять должны.

Потом помолчав, все-таки поинтересовался, с кривой улыбкой:

– А что там дальше твой аналитический ум говорит? Раздолбаем мы немца, или как?

Вроде безразлично поинтересовался, но я-то видел, как он напрягся в ожидании ответа, даже рука с сигаретой подрагивать начала.

Ну, хорошие новости и говорить приятно. Я улыбнулся во весь рот и сказал:

– Не боись, командир! Само собой. Умные люди эту войну предсказывали. Другой вопрос, что их никто не слушал. Но анализ ситуации делался. По этому анализу, года через три наши водку в Берлине пить будут.

Сухова слегка отпустило. Видно, упоминание об умных людях вселило надежду. Можно понять мужика – первый день и такая встряска. Шок от начала войны. Да плюс еще и все предвоенные расчеты к черту летят. Ни помощи от командования, ни поддержки. Все как в воду канули. Поэтому он не возмутился сроками войны, а только выдохнул:

– Так долго? Три года?

– А ты думал что – за месяц Германию победить? Сам видишь, как немцы воюют. И как наши – тоже. А ведь это только начало. И когда я говорю про винтовки против танков, то не преувеличиваю. Сейчас попадешь к своим, и сунут тебя прорыв затыкать, с тем, что есть. Или думаешь, артиллерию дадут? Так вон она артиллерия наша – фрицами охраняется. Или может, хоть один самолет со звездами сегодня видел? Они сейчас на аэродромах, уже даже не горят – догорели.