- Не переживай. - он посмотрел в мои глаза своими серыми, полным понимания.

  И я всё-таки заплакала. От беспомощности, от злости и... от благодарности.

- Так, всё. - ободряюще-деловитым тоном начал он, - Давай, что сможешь - сама, я отвернусь, остальное - я. Только тряпки ты всё равно полоскать не сможешь. И снять эти обмотки древней мумии - тоже. Вот так, давай полулёжа. - Саша сгондобил под спину небольшую горку и устроил меня на ней.

- Стой, - осенило меня, - сперва развесь смену белья у печки - хоть немного просохнет.

  Он цокнул языком и с улыбкой уставился в мою сторону.

- И чего ты раньше молчала? Уже бы давно всё согрелось и просохло. - он поднял тряпки и взялся трясти их, пристраивая у печки, попутно излагая свои мысли, - Тебе голову хорошо стрясло. Я помню, было дело, - лёжа, вроде, ещё ничего, а стоя, и даже сидя - совсем труба.

  Эта помывка стоила мне пары лет жизни - ей богу. Саша и в самом деле старался не смущать меня, как мог, спокойно промывая за мной использованные "полотенца".

  Наконец, до чего могла добраться, было оттёрто. Не идеально, конечно, но терпимо. Приподняв и поддерживая под спину, Александр натёр её и помог натянуть успевшую немного проветриться, относительно свежую сорочку, выдернув из под меня изрядно промокшую во время водных процедур старую простынь.

- Так, ноги сюда давай. А то, уж прости за прямоту, такое впечатление, что ты босиком по огороду полдня шастала. - деловито заявил он и взялся тщательно и методично оттирать мои пятки и каждый палец в отдельности, особо упирая на ногти.

  Я обессиленно валялась безропотным поленом, уже почти совсем перестав переживать. Тем более, что ноги - это уже ладно. Опять же, до своих ступней я бы не дотянулась даже ради спасения души.

- О-ох! - тихо хохотнул он, - Ничего, ничего-о... Меня когда сестрички в госпитале мыли - тоже думал... Да ладно.

- В госпитале? - переспросила я и непроизвольно дёрнула ногой, - Ай, щекотно!

- Так, ты давай не дрыгайся, у меня тут ребро всё-таки... В госпитале. - покрепче перехватывая отмываемую конечность, ответил он, - Было дело.

- Ты что, воевал?

- Довелось. - односложно хмыкнул он.

- А я всё думаю, откуда ты в ранах так чётко разбираешься.

- А то! Глянь, какой шрам. - он привстал, задирая рубаху, и осёкся.

  Оба во всей этой возне снова успели забыть, что вместо своего родного тела - под рубашкой какой-то незнакомы дрыщ. Замолчали, посмотрев друг другу в глаза.

- Я свежей воды принесу - надо царапину на бедре промыть - нехорошая. - первым заговорил он, - да и лицо у тебя... как у беспризорника. - его губы тронула едва уловимая улыбка.

  Я была ему благодарна - сам не позволял себе раскиснуть, и мне не давал.

- Вроде же мыла.

- Скорее живописно размазала.

  Оторвав новый кусок от таявшей на глазах простыни (хорошо, хоть, не единственной), задрал мне подол и взялся аккуратно обтирать вокруг означенной царапины. Я тихонько шипела ругательства, но старалась не дёргаться, придерживая ползущий всё выше край сорочки.

- Продезинфицировать бы чем. - бормотал он, - Да не тушуйся уже...

  И вдруг ни с того, ни с сего расхохотался.

- Что?

- Вспомнил. Тётка эта столько всякой мути наговорила... В общем, исходя из её слов, мы с тобой муж и жена, так что имею полное право лезть к тебе под подол. - веселился он.

- Чего?! - выпучила я глаза, - Ну-ну, смешно.

- Ага! Но самое смешное даже не в этом.

- ?

- Если коротко, то мы с тобой поженились, жили счастливо и умерли в один день. В смысле, прям всё это - в один день.

- Какая любопытная подробность. - поддержала его настроение я, - И как ты это понял?