Дверь открывается. Ант – в линялой оранжевой майке с растянутым горлом и красных спортивных трусах. Мы жмем руки. Я, цепляясь за чьи‑то ботинки в прихожей, прохожу в его комнату.

Я еще в школе завидовал Анту: у него была своя комната, в ней он делал все, что хотел, закрывшись изнутри на защелку.

Обстановка в комнате минимальная: деревянная кровать, старый письменный стол, табуретка, «батарея» пустых бутылок у дальней стены, в углу – акустическая гитара. На стенах – коллажи из журнальных фотографий вперемежку с абстрактными рисунками Анта. Знаменитостям пририсованы бороды и усы. Из букв разных шрифтов и размеров составлены странные надписи. На столе – старинная мыльница «Sharp» и стопка компактов. На подоконнике – несколько книг и алоэ в консервной банке.

Глаза у Анта красные – видно, курил траву. Он садится на табуретку, я – на кровать.

– Зачем тебе цветок? – спрашиваю я.

– Ты задаешь этот вопрос каждый раз.

– И каждый раз забываю.

– Если думаешь, что это – эстетская фишка, тонкий пристеб, то ты ошибаешься. Меня подобная ерунда не волнует. А алоэ помогает от насморка – отламываешь кусок и суешь в ноздрю.

– Ясно. А насчет моего предложения ты подумал?

– Подумал. Я не участвую.

– Почему?

– Мне это не надо. Собирать состав, репетировать… Зачем этот попс? Ты что, хочешь внедриться в шоу – бизнес?

– Нет, конечно.

– А зачем тогда?

– Как – зачем? Играть концерты, записываться…

– Ты не врубаешься, Шура. У тебя мозги заклинило после Америки. Там один, бля, шоу – бизнес, там все продаются…

– А что, не в Америке были «Dead Kennedys»? А «Нирвана» твоя не оттуда? Они что – тоже продались?

– Продались. И поэтому всем им пришел сипец. Пойми, для настоящего творчества не нужен шоу – бизнес. Это идет изнутри, как божий дар. Ты не смейся, так оно есть… Я пять лет пишу песни, у меня уже, может, штук сто. Но я их никому не играю – ты знаешь. И не буду играть никогда. И стихи никому не читал и не буду читать. Потому что пишу для себя. Мне важно творчество, а не где‑то там засветиться. Просекаешь?

– Просекаю. Значит…

– Сказал уже – не участвую. «Гражданская оборона» правильно спела когда‑то: «Хватит, уходите прочь, мы играем для себя». Единственная группа в Союзе, которую я уважаю, которая настоящая. А все остальное – говно и подделка. Что панки, что попс. Не вижу я разницы между Киркоровым и группой «Наив», хоть эти и считают себя панками.

В дверь звонят. Ант поднимается и выходит из комнаты. Я встаю, подхожу к столу. На бумажке – кусок текста песни:

Мрачные тени солнечных аллей
Тупые очевидцы гибели идей
Проваленный успех ухода в пустоту
Кромешные восторги полета на луну
Философски озадаченная дохлая моль
Раздутый до предела абсолютный ноль
Безупречно изуродованный хоровод
Непривычно убаюканный натужный лед

Ант возвращается. С ним – коротко стриженый парень в черной джинсовой куртке. На вид ему лет двадцать пять или больше.

– Знакомьтесь. Это – Шура, мой давний друг, а это – Андрей.

Мы жмем руки. Андрей ставит пакет на стол, достает из него бутылку водки и большую пачку чипсов «Русская картошка».

– Дернем?

Я пожимаю плечами. Ант кивает.


Ант и Андрей курят, стряхивая пепел в пустую бутылку. Я собираю пальцами крошки чипсов.

– Ненавижу неформалов, – говорит Андрей. – Вернее, не неформалов, а «неформашек» – тупых тинэйджеров. Сделали татуировки, пирсинги, майки надели со всякими надписями. Это – стадо, тупые уроды. Причем вся их неформальность – строго до поры до времени. Пока в школе учишься, в институте, можно и нефором быть – на родительское бабло. А когда в кармане диплом, когда надо на жизнь зарабатывать – тут уже не до нефорства. Погудели, побалдели – и вперед, делать бабки. Логика простая: без бабок ничего в жизни нет.