Августин торжествовал. За такой короткий срок – и уже пойманы три ведьмы. Если дело пойдет так дальше, в Вальдзее можно будет устроить показательный процесс вроде того, что был в Толедо. Главное, чтобы эти простаки верили в его непогрешимость и умение бороться с дьяволом. И тогда на его личном счету будет еще больше спасенных душ.
Ведьмы, подготовленные к аутодафе, были смертельно бледны и перепуганы, но это не смущало толпу, которая была перепугана еще больше. Вчерашние подруги и соседки плевали в лицо богопротивным колдуньям, мужчины отворачивались, боясь, как бы ведьмы не сглазили их… И лишь когда запылали три костра и среди пламени закричали три женщины, корчась в муках, толпа и сам теодитор вздохнули с облегчением. Ведьмы не победят. Они не могут победить.
Прошло еще две недели. Костры на городской площади почти не угасали. Было сожжено еще пятнадцать женщин, две малолетние девочки, признавшиеся в соитии с демонами, а также мужчина, бывший оборотнем. «К вящей славе Божией, всё творю я к вящей славе Божией», – повторял теодитор. Имущество казнимых передавалось Церкви, и подчас это было не самое плохое и малое имущество. Ничего, зато души сжигаемых обретали долгожданное очищение и спасение. Разве не так?
Близилось полнолуние. Теодитор знал, что в дни полнолуния темные силы становятся еще более могущественными. У теодитора теперь был целый штат соглядатаев и доносчиков, которые следили за каждой подозрительной женщиной в Вальдзее. И если какая-нибудь ведьма осмелится вылететь на шабаш… О, ей не поздоровится!
В этот лунный вечер теодитор побыл на вечерне и отправился к себе в келью, чтобы заняться написанием писем главе своего ордена. Его миссия в Вальдзее была успешной, об этом он и хотел сообщить.
Он не заметил, как засиделся до полуночи. Очнулся только тогда, когда часы на ратуше пробили двенадцать раз.
– Время сотворить полночную молитву, – сказал Августин, вставая перед распятием и привычно беря в руки четки. Свет нескольких свечей освещал измученный лик Спасителя, и Августин прошептал: – Всё во имя Твое…
И тут он почувствовал, что в келье не один.
Теодитор обернулся, не ведая в сердце страха.
Перед ним стояла женщина.
Она была одета в платье, переливающееся белым и голубым светом, на распущенных волосах сверкала серебристая прозрачная накидка. Женщина была молода и прекрасна, а в ее темных бархатных глазах словно сосредоточилась вся греховная мудрость мира.
– Прости, что прервала твою молитву, Августин, – сказала женщина глубоким мелодичным голосом.
Теодитор осенил себя крестным знамением, но женщина не исчезла. Только глаза ее приобрели аметистовый блеск, да еще она убрала со лба непослушную выбившуюся прядь.
– Кто ты? – спросил теодитор.
Ему всё еще не было страшно. Да и кого бояться? Женщины? Этого немощного и низменного существа, которое Бог сотворил по какой-то непонятной ошибке? В богословских кругах давно шел спор о том, считать ли женщину человеком и признавать ли то учение, в котором говорилось, что и женщина имеет бессмертную душу. Августин склонялся к мнению, что у женщин, как и у животных и прочих ползающих по земле тварей, нет бессмертной души. Но Церковь учила быть милосердным, и он старался. Ибо костры, поглощавшие ведьм, были актом милосердия.
– Кто ты? – повторил теодитор.
– Ведьма, – спокойно сказала женщина.
Теодитор не дрогнул.
– Назови свое имя, – приказал он.
– Имя мне – Женщина, – сказала она. – Другого имени я не знаю. Все прочие имена даете вы, наши гонители и ненавистники.
– Для чего ты пришла? Впрочем, не отвечай, я понял: ты пришла покаяться и отдать себя в руки правосудия. Что ж, это похвальный…