– Присаживайся, – указала она Томасу на кровать.

Сама присела на стул возле, забросив ногу за ногу. Ее разрез на чёрном платье совсем немного отъехал, обнажив идеальной формы бедро. Чистая белоснежная кожа, ни за что не скажешь, что такой куколке тридцать восемь. На ее лице играла какая-то блудливая ухмылочка, а чёрные глаза, в которых явственно отражался комплекс всевластия, внимательно наблюдали за Томасом. Тот присел на кровать, Ламира же встала возле огромного зеркала, наводя порядок с причёской и делая вид, что она всего лишь привидение, причём слишком сексуальное в таком красном платье и распущенными сейчас волосами.

Юкине сама потянулась к Томасу и расстегнула сначала его пиджак, затем рубашку. Кажется, ее дыхание совсем немного участилось.

– Сними это всё, – произнесла она спокойным тоном, на ее коленках лежала баночка с лекарственной мазью, рядом на тумбе – влажные санитарные салфетки.

– Как скажете, госпожа Юкине, – он снял пиджак и рубашку, оставшись голым по пояс.

Ламира смотрела в отражение зеркала на идеальное тело Томи. «Так-так-так... значит, вот каков этот дерзкий мальчик... Сложен он бесподобно, даже у меня слюнки потекли, представляю, что сейчас творится с Юкине», – она улыбнулась, продолжая смотреть за теми двумя.

Чёрные глаза Юкине, наверное, рассмотрели каждый сантиметр молодого крепкого тела. Она потянулась к ране Томи и вытерла рядом с открывшимся порезом кровь. Японка действовала бережно и осторожно, но вполне уверенно.

– Нужно быть осторожнее, Томас, – сказала она, сменив салфетку. – Ваша жизнь не должна подвергаться бессмысленному риску.

– Я бы не сказал, что то был бессмысленный риск.

Уголок ее губ приподнялся.

– Мужчины, вечно вы сражаетесь друг с другом за всякие глупости.

– Разве глупость быть лучшим из лучших? – улыбался Томи.

– И что вам это даст? – перевела она взгляд с раны на его глаза.

– Удовлетворение.

– Странный способ удовлетворяться, – Юкине нанесла мазь прямо поверх пореза.

– Если у вас есть способ получше, то буду рад его узнать.

Ламира раскрыла в удивлении рот, перестав расчёсывать волосы в удивлении: «Он это сказал?! Прямо вот так? У-у-у... что же ты ответишь, Юкине? Если откажешь такому лапочке, то тёте Ламире придётся приласкать его сердечко».

Юкине не отвела взгляд от его алых глаз: «А он нахал. Посмел говорить со мной в таком тоне. Забавно. И почему меня всё устраивает?» Никто и никогда не говорил с сестрой императора в таком тоне и не говорил таких вещей. Для Юкине такое было в новинку, таких дерзких людей она видела лишь в фильмах. Возможно, поэтому у нее такая любовь к киноискусству? Но не один из актёров, кто играл мачо на экранах, не смог хоть как-то проявить себя перед Юкине в жизни. Все были слишком ничтожны, слишком обходительны и зажаты перед ней. Но вот сидит Романов и в лицо ей бросает не просто намёки, а намёки! Только глупая женщина не поймет его сказанных слов.

«Не пойму. Что это? Смелость? Наглость? Или глупость?» – продолжала она смотреть в его глаза, пытаясь найти ответ, а сама же спросила вслух:

– О чём вы, Томас?

Вместо ответа он потянулся рукой к ее застывшему лицу. И она позволила дотронуться его грубым пальцам к ее нежной коже. Он провел ими по белоснежной щеке, затем возле губ. И молча убрал руку. Юкине опомнилась не сразу. На ее щеках вдруг показался едва заметный румянец, надо же, странное действие Томаса смутило ее.

– К-хм. Готово, – закрыла она баночку с мазью и поднялась со стула.

– Спасибо, Юкине, – Томи поднялся следом и накинул рубашку.