— Я готова, — ответила я мужу, который уже сидел верхом на каярде и с нетерпением смотрел на мои сборы.
— Хорошо, что ты успела до захода солнца, — бросил он и, не дожидаясь, когда я сяду на Вихря, выехал в ворота.
10. Глава 10
1
Выезжая из ворот, я оглянулась, но дом по-прежнему жил своей жизнью, и никто не вышел меня провожать. Вероятно, такое здесь было в порядке вещей: девушки разлетались отсюда, получив базовые знания и навыки.
Город всё ещё сохранял атмосферу праздника, тут царило повсюду ожидание счастья, которое вот-вот должно снизойти на землю и, пройдясь по улицам, заглянуть в каждый дом.
— А Тара большая? — задала я вопрос Кайдену, поравнявшись. Я даже не знала, город ли это или поместье.
— Больше, чем этот, но меньше, чем столица, — получила я ответ. Муж не добавил, что мне там понравится, наверное, считал, что это не так важно.
Видя, что Кайден не расположен к беседе, я тоже замолчала. Управлять каярдом было ненужно, он сам знал, куда ехать и каким шагом, чтобы не уронить того, кто сидел на его спине.
Посты у городских ворот мы миновали очень быстро и вскоре оказались за стенами города, названия которого я так и не запомнила, потому что оно состояло из двух или трёх труднопроизносимых слов, лишённых для меня всяческого смысла. На воле дышалось легче, будто город-порт, принявший меня первым, угнетал, словно тюрьма с невидимыми стенами и неощутимыми оковами.
Вдвоём, рука к руке, мы проехали мимо полян, накрытых для праздника, мимо площадки с бардами, распевающими весёлые или заунывные песни, а ветер, подхватив мотив, нёс его дальше, к колодцу, где продолжали заключаться временные браки. Проезжая мимо ясеня, я повернула голову, чтобы разглядеть тех, кто стоял в ожидании, когда две руки скрепит атласная лента, свершая союз, но лиц так и не рассмотрела. Впрочем, это было и неважно, я почти никого здесь не знала, да и не стремилась узнать, чтобы потом не испытывать сожаления при неизбежном расставании.
Вскоре праздник остался позади, как и возделанные поля пшеницы и гречихи. Теперь перед нами лежали бесконечные равнины с шумящей травой, доходящей до пояса, будто растения умели разговаривать даже в отсутствие ветра и тихонько обсуждали проезжающих мимо. Возможно, им вообще не было до нас дела, и разговор носил сугубо интимный характер.
— Мне кажется, или здесь всё живое? — шёпотом спросила я Кайдена, чей конь ступал по неведомо кем проложенной тропинке и даже не пытался сойти вправо или влево. Вихрь держался рядом с каярдом мужа и стриг ушами, беспокойно фыркая, будто ему тоже не нравился разговор трав вокруг.
— Именно так. Живое, — ответил фейри и посмотрел на меня, как на ребёнка. Этот взгляд я постоянно на себе ловила
Все вокруг считали, что не чувствовать тонкие вибрации мира означает быть инвалидом. То есть это дано большинству с рождения, а те, кому не посчастливилось, лишены многого и непременно должны от этого страдать. А я предпочитала думать, что всё в мире подчиняется законам физики, и трава шумит, потому что дует ветер, а солнце светит, потому что нет облаков. И трава живая, потому что в ней проходит фотосинтез. Или что-то наподобие того. А разговаривать, не имея языка, никто не должен.
— Если есть язык, это не значит, что можно нести всякую чушь, — произнёс Кайден в ответ на мой монолог. Я и сама не заметила, как начала озвучивать свои мысли. — Неужели ты не обучена использовать его по-другому?
Ухмылка на лице фейри заставила меня вспыхнуть, словно институтку, которой дурновоспитанная шпана выкрикнула вслед пошлое предложение.