- Ну, почему ты не летаешь? Я жить хочу! 

В какой момент Вика осознала, что настолько долго падение длиться не может, она и сама не поняла.  

Мотоцикл продолжал лететь, но что-то в звуке его мотора изменилось, как и положении корпуса. Нет! Не так! 

У наездницы появилось ощущение, что они несутся по трассе на полной скорости. Низкую вибрацию от напряженно, под газом работающего мотора она чувствовала, а рев исчез.  

Те децибелы, которые, что греха таить, Виктория сознательно увеличивала различными способами и насадками, чтобы водители четырехколесных колесниц сквозь вой музыки в салоне расслышали, что на дороге они не одни - умолкли, и сейчас девушка на своем железном коне рассекала, а по-другому это назвать невозможно, черное безмолвие. 

Когда чувство свободного падения перестало туманить мозги, то Виктория смогла взять себя более-менее в руки и постараться мыслить связно, без истерики. 

Во-первых: пять минут - полет нормальный, но шутки - шутками, а в своего Зверя она вцепилась, как в ту самую соломинку … Во-вторых: то, что она улетела с трассы - не подлежит сомнению. То, что после такого пике выжить невозможно - однозначно, как говорит всем известный политик. Но! 

Она мыслит, а как сказал другой, не менее мудрый человек: “значит существует”! Вывод: что-то пошло не так и она попала… 

Следуем дальше и как раз здесь начинается: в-третьих! 

Додумать девушка не успела. Байк без рывков начал снижать скорость и теперь они двигались, словно по сужающейся спирали: плавно и медленно. Вика так трогалась на стоянке возле дома под наблюдением мамочки. 

“Мамуля!”, - мысль о родном человеке полоснула дикой, обжигающей болью, которая жестким, раскаленным, пульсирующим комом сжалась под ребрами. От него толчками жаркая горечь начала разливаться по всему телу, а потом со всей силы рванул к горлу Виктории и ей пришлось откинуть щиток, чтобы глотнуть воздуха. 

Слава Богу, что в этот миг колеса коснулись твердой поверхности. Толчок от приземления не перепутает ни один гонщик, кто хоть раз носился на эндуро или фристайле. 

Темнота может и развеялась, только Вика этого не видела. Помимо дико колючей тошноты, которая занимала сейчас все мысли попаданки, перед ее глазами плясали разноцветные мушки, которые иглами впивались в радужку заставляя сипеть от непередаваемых ощущений.  

Единственное, что девушка успела сделать, когда по пищеводу рванула лава — это скатываясь с мотоцикла сорвать с себя шлем и постараться на четвереньках отползти подальше… 

Пока ослепшая Виктория споро перебирала руками и ногами, она чувствовала, как ее пронзают раскаленные прутья. Словно со всех сторон окружают пики, и она ломится сквозь них, причем и спиной тоже. Но как только сухой спазм сотряс ее тело - все прекратилось и ласковое тепло окутало девушку, словно невидимым пуховым паланкином.  

Это ощущение ей знакомо: у бабушки Терезы была огромная Оренбургская шаль и лет до шести, когда бабуля перед сном рассказывала сказки, Вика залезала к ней на колени и они укрывались ею вдвоем словно пледом.  

От облегчения девушка распласталась на песке и перекатившись на спину посмотрела в небо. Ночь и тучи, которые затянули все видимое пространство не дали ответа, где она очутилась. А еще над нею куполом была натянута непонятная пленка, которая слабо светилась, словно была покрыта фосфором. У той же бабушки Латте было несколько статуэток, которые ночью излучали такой зеленоватый свет. 

Кричать, плакать или улыбаться - сил не было. Было только непонятное облегчение. Где бы она не оказалась - она жива.