Ну какая цаца! Послала его с таким видом… словно она – королева.

Нет, она королева! Кто б спорил! Но Вей – лучший из мужиков, и она должна с этим считаться!

Рартисс залимонил манекену так, что тот прилег на пол и прокрутился вокруг своей оси. А потом еще долго дребезжал, будто просил пощады.

Вей огляделся. Часть мужиков уже выползли из зала – опустошенные и усталые. Оставались четверо: два рартисса и здоровяк-стин, явно из полицейских в отпуске.

Оххарт выдохнул, принял стойку и вернулся к своему делу.

Удары градом сыпались на манекен, ответные атаки его рук – те выскакивали благодаря роботизированному торсу – были отбиты опять в ноль.

Вей еще помучил гелиевого бедолагу, уложил его дважды приемом, после которого некоторые уже не встали бы – пришлось бы ставить на место шейные позвонки – и остановился отдышаться.

Торвин показывал около трех ночи по земному времени, которое по умолчанию использовалось для имитации дня и ночи на всех станциях содружества. Так повелось. Рартиссы не возражали. Плевать им было. На их родине в сутках 26 часов. Не особенно большая разница, чтобы делать проблему.

В зале Вей уже оставался один. Остальные ретировались.

Однако в крови все еще бурлило безумие любовного гона и ярости на соперников. Тот еще коктейль. Тут не то что уснуть – суметь бы держаться спокойно и без кулаков реагировать на малейшие раздражители.

Вей сбросил ботинки и принялся бегать кругами по пустому огромному помещению. Пружинистый пол приятно массировал стопы. Вей делал сто кругов в одну сторону, разворачивался – и трусил в другую. И так пока ноги не начали неметь от усталости. Присел, глотнул чистой воды.

Фу-уф.

Содружество шло по пути, как сейчас говорили, «универсиализации». Всем выдавали адаптанты, при которых организм мог переваривать пищу и жидкость с других планет. Так что блюда и напитки подавались как общие – «универсиализированные», так и народные.

Вей встал и двинулся на выход. Бездумно сел в лифт и неожиданно для себя очутился возле двери в каюту Сказочной.

Вот зараза! Как будто магнитом тянет! Вей выругался. Помянул Тхалисса. Выдал еще несколько забористых ругательств на всех языках, какие знал.

Прислушался. Почему – сам не понял. Почудилось – за дверью движение.

Однако изоляция тут была превосходная. Так что больше ничего Вей не понял. Постоял, помолчал, подышал, как земной паровоз, и собрался к себе в каюту. Надо бы прикорнуть хотя бы на пару часов, чтобы Василена с утра не подумала, будто он так из-за нее…

Конечно, из-за нее… Но ей-то этого знать не следует!

Почему-то Вею самому вдруг стало смешно.

«Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Русский и Горячев вечно цитировали какого-то русского классика.

Он хохотнул и вдруг в спину прилетело:

– М-м-м… Это преследование? Или попытка напроситься на кофе? Не слишком поздно пить кофе? Нормальные люди в такое время видят десятый сон!

Рартисс крутанулся на пятках, и почему-то ему стало еще веселее. Нет, правда. Василена стояла на пороге своей каюты, подбоченилась и явно не планировала осыпать его комплиментами. Скорее уж наоборот. Но Вей не мог сдержать улыбку, глядя на ее домашний очаровательный вид.

Она была в легких лосинах и тунике чуть ниже попы. Волосы собраны в косу, на лице ни грамма косметики. Только татуаж бровей и век. И она была такая нежная, такая трогательно-красивая, что у рартисса вдруг все слова закончились в одно мгновение. Он смотрел на нее и думал даже не о том, что сейчас три утра, и у настоящего мужика в это время одни мысли на уме. И гормоны напоминают о себе в постели совершенно определенным образом. Он думал о том, какая же она домашняя и трогательная. И как же хочется защищать ее, помогать ей, поддерживать…