– Еще девять дней у меня есть, должно хватить. Если, конечно, погода позволит.

– А если не позволит?

– Если нет, то буду обходиться тем, что собрала. В конце этого месяца за мной приедет Рахим, поможет собраться, осмотрит дом.

– Что за Рахим?

– Это младший сын мельника из ближайшей деревни. Он обычно привозит и забирает меня отсюда. Иногда подвозит продукты, если я ему посылаю весточку на переговорник. Правда, сигнал послать можно только из одного места примерно в паре часов пути отсюда, иначе дальности не хватает.

– У местных крестьян есть переговорники?  – удивился дроу.

Эти артефакты стоили довольно дорого. Даже богатым крестьянам не по карману такие вещи.  

– Это мой переговорник. Их всего пара у меня. Один военный мне заплатил этими штуками. Их все равно списали, поскольку радиус гораздо меньше, чем должен быть. А одна пластина и вовсе работает только на приём, и отправить сообщение с неё невозможно. Вот её я всегда оставляю у мельника, а вторую  беру с собой. Когда мне нужна какая-то помощь, например, что-то вывезти отсюда или привезти, то я пользуюсь переговорником. Наверное, завтра или послезавтра нужно попросить Рахима привезти продукты. Я не рассчитывала на еще одного едока. Ладно, – оборвала травница сама себя, – не время сейчас беседовать. Давно пора выходить.

Резаэлли быстро и аккуратно сняла бинты, перед этим слегка их размочив, проверила раны на руке, ноге и голове и снова перебинтовала, намазав перед этим резко пахнущей мазью.

– На руке и на ноге что-то в раны попало, –  недовольно приговаривала она. – Большую часть я вывела, но гной все равно есть. Нужно будет еще раз вечером посмотреть.

– Это слюна пещерного червя, – поделился Ивэлас. – Она ядовита. Удивительно, что ты нашла антидот.  

– У меня есть уникальный. Травница я или кто? – гордо подбоченилась человечка. – Он, правда, хуже, чем узкоспециализированные противоядия действует, но я ведь не знала, что за гадость может быть в ранах.

«Уникальный антидот у простой травницы, – про себя подумал дроу, – хотя, правильно было бы сказать у непростой травницы. Кто же ты такая?»

Резаэлли ушла, наказав принимать лекарства, а Ивэлас решил заняться одеждой. Травница запретила трогать гипс, а шить, пользуясь одной рукой, неудобно. Зато наметить и вырезать латки он сможет.

Работа неожиданно увлекла дроу. Если наложить латки симметрично, то будет создаваться впечатление, что кожу нашили вторым слоем, чтобы укрепить куртку, точнее, теперь уже жилетку, да и просто для красоты. Должно получиться интересно. Как там она сказала? Оставить аристократические замашки и научиться всему?  Неужели она сама так же училась всему? В тот момент, когда она это говорила, дроу окончательно уверился в том, что человечка знатного происхождения, но по какой-то причине теперь вынуждена работать и жить среди простого люда. И раз она смогла устроиться и научиться, то он тоже сможет. Научится шить, готовить, правильно говорить. «Потерявши голову, по волосам не плачут», – вспомнил он. Сколько же ты потеряла, Резаэлли?

Чем больше Ивэлас думал о травнице, тем больше уверялся в том, что его выводы по поводу её происхождения верны. В пользу этой теории говорило множество фактов:  во-первых, то, как она себя вела. С достоинством. Никакого подобострастия к нему не испытывала, хотя сразу поняла, что он – аристократ. Люди общались с дроу совсем по-другому, особенно, селяне. От их услужливого, липкого раболепия и страха Ивэласа порой передергивало.

Резаэлли аккуратно ела, пользовалась салфетками, непринужденно вела беседу, мало того, как всякий член высшего общества, поднаторела в общении ни о чем. Сколько бы Ивэлас ни пытался узнать о её прошлом, сколько бы каверзных вопросов ни задавал, она лишь умело переводила тему, слегка улыбаясь и искоса поглядывая на него. У дроу не было никаких сомнений, что Реза разгадала его намеренья и виртуозно уходила от прямых ответов. Навыки, которые среди неотесанной черни не приобретешь.