— Где я? Куда мы едем? — прохрипела я. В горле по-прежнему было сухо. — Можно мне воды, пожалуйста?

Женщины даже не шевельнулись, только хлопали чёрными ресницами.

— Вы понимаете меня? — сглотнула я, пытаясь смочить горло жалкой слюной. — Я хочу пить.

— Where am I? — перешла я на английский — может, они поймут меня. — I’m thirsty. Can I have some water, please?

Но женщины продолжали хлопать ресницами и молча сидели на месте. Я показала рукой на шею, открыла рот, тыча пальцем в горло. Одна спутница, кажется, меня поняла — подняла со дна кибитки небольшой бурдюк, отвинтила крышку и поднесла горлышко к моим губам. Я жадно припала к кожаной фляге, глотая воду. Сделала пару глотков, и меня грубо оттолкнули, забрав бурдюк.

— Кафа! — крикнула женщина, закручивая крышку на фляге. — Их всиар дих не.

— Что? — я не поняла, на каком языке изъяснялась спутница. На арабском, наверное. — Жадина.

— Рамез! Абра тахс жи! — крикнула вторая женщина, покосившись в сторону.

Через несколько секунд вход в повозку раскрылся, и прямо на ходу внутрь запрыгнул мужчина в белом балахоне и с чалмой на голове. Его загорелое лицо покрывала густая чёрная борода.

— Абра, ашах сы? — посмотрел он на меня, приближаясь на корточках. — Виа хра далым?

— Что? — уставилась я на него и замотала головой. — Я не понимаю.

— А! Пахтыр! —махнул он на меня рукой и обернулся к моим спутницам. — Раина, жес макам абра! — скомандовал затем, ткнув в мою сторону пальцем.

Женщина в ответ кивнула, прищурив хитро глаза. После чего бедуин — так я его прозвала про себя — выскочил наружу, оставив меня снова с этими двумя молчуньями.

Что делать? Сидеть и ждать, пока мы не остановимся? Меня спасли от смерти, за что я была благодарна этим людям, но как им об этом сказать, не представляла. Интересно, куда мы едем? Похоже, повозка была запряжена ослами или верблюдами, судя по тому, с какой небольшой скоростью мы двигались.

Терпение, Василина, только терпение. Ты жива — это уже хорошо. Дальше разберёмся, что делать.

Ехали мы бесконечно долго, так мне казалось. Изредка одна из женщин давала мне бурдюк, буквально чтобы я успевала сделать пару глотков. Один раз даже угостила какой-то небольшой мягкой лепёшкой и причудливым оранжевым фруктом, размером с небольшую хурму. Я с удовольствием вонзила зубы в мякоть, высасывая чуть сладковатый сок. После трапезы я почувствовала себя лучше, и жажда ненадолго отступила.

Когда женщины ели, они разматывали часть своего платка, открывая полностью лицо. Я разглядела их: одна из них была старше — та, которая давала мне еду и питьё. У обеих смуглая кожа и карие миндалевидные глаза с длинными чёрными ресницами. Вполне симпатичные женщины, похожие на турчанок. Но как только они закончили есть, снова замотали лицо.

Под вечер мне нестерпимо захотелось в туалет, но я понимала, что ради меня никто не будет останавливать повозку. Да и как об этом сказать? Я решила терпеть до последнего. Стало прохладнее и легче дышать, когда солнце склонилось за горизонт.

Вдруг раздался громкий голос снаружи, и кибитка остановилась. Надеюсь, мы либо приехали либо остановились на привал.

— Ахта! — кивнула женщина мне на выход и сама поспешила выйти наружу.

Уговаривать меня не пришлось. Я быстро вылезла из повозки, но меня тут же грубо схватила под локоть моя спутница.

— Ахта га ниш! — скомандовала она, уводя меня под тень широких невысоких пальм, где рос густой кустарник. Кажется, мы прибыли в оазис и здесь заночуем.

Женщина отпустила меня, задрала свои юбки и присела на корточки, чтобы справить нужду. Вторая моя спутница уже облегчённо вздыхала, сидя рядом. Недолго думая, я тоже последовала их примеру, увлажняя песок под ногами.