– Ты меня прогонишь? – грустно спрашиваю я, не желая этого, но инструкции-то я помню. Я не пилот, не врач…

– Ты единственный стабилизируешь малышку, – напоминает мне он, усмехнувшись. – Прогонялка у нас, считай, сломалась.

Тут он опять прав, потому что ситуация с малышкой очень грустная, а вот тащить сюда Аленку совершенно точно никто не позволит. Так что я в любом случае остаюсь. В этот момент «Сириус» подает сигнал, поэтому наш разговор прерывается по естественным причинам. Мне нужно возвращаться к Кате, деду же разглядывать мнемограмму. Ну а какое еще значение может быть у полученного сигнала?

– Я пойду, надо ребенка покормить, – вздыхаю я, – и будем потихоньку учиться ходить, а пока… как ее двигать?

– Пока двигать не надо, – сообщает мне дед, что-то разглядывая на своем коммуникаторе. – Сириус! Подготовить отсек для ребенка, ориентируемся на возраст два-три года.

– Принято, – отвечает ему разум корабля. – Прошу следовать за маркером.

Это дело знакомое – за маркером следовать, ибо корабли типа «Сириуса» я не очень хорошо знаю. Новейшие военные, предназначенные для дальней разведки и работы в отрыве от Флота, они устроены не совсем привычно, поэтому приходится ходить по маркерам, как мальчишке. Это в школе, в классе третьем начального цикла есть такая забава – по маркерам искать что-то спрятанное. Ну с тех пор и знакомо, увлекательная игра.

Дедов приказ логичен: блокировать медотсек он не может, а в мнемограмме увидел что-то необычное или несущее опасность для Кати. Значит, мы будем в изолированном ото всех месте, чтобы ее не напугали, потому что иной причины я себе не представляю. Тоже неплохо, и много думать не нужно. Сейчас необходимо в первую очередь покормить Катюшу, затем поговорить, может, экран включить, чтобы могла узнать новое. Как объяснить, что такое «мама», я не знаю. Просто не знаю, и все…

***

Появившийся на комбинезоне шеврон ставит в тупик, потому что я теперь флотский курсант-стажер. Но от Катеньки этот факт меня не отвлекает, потому что она у меня сейчас ест. С полным доверием относящийся ко мне ребенок явно впервые в жизни ест кашу. Шоколадную ей пока дать не рискнули, поэтому традицию мы нарушаем. Очень сильно жидкая манная каша у нас.

– А что это? – показывает она на ложку.

– Это ложка, – объясняю я, уже пережив вопрос и о чашке, и о тарелке. – Ею едят, чтобы было удобно и не запачкаться.

– А почему я укрыта чем-то? – продолжаются расспросы.

– Чтобы не было холодно, – я глажу ее по голове, отчего малышка просто замирает, явно этим наслаждаясь.

Хотя на вид ей лет девять, капсула определила развитие тела лет на шесть, но тут еще невесомость сказалась, однако вопросы у Кати на уровне ребенка двух-трех лет. Она будто не видела никогда ни людей, ни одежды, ни столовых приборов, при этом панически боится любого взрослого, да так, что медицина красный огонь зажигает. Ну и утомляется, конечно, поэтому сейчас поест и поспит. А пока будет отдыхать, меня дед выдернет, а то я его не знаю.

Все очень странно, на самом деле. Катя будто всю жизнь жила на корабле, при этом у нее развита речь, не по возрасту, но есть, она вполне чувствует, когда хочет, например, в туалет. И знает взрослых особей, то есть были люди в ее жизни. Так себе, скорее всего, опыт оказался, но они были. При этом ребенок даже ложки не знает! Я не хочу спрашивать, как она питалась до сих пор, не хочу, и все! Маминых рассказов хватило…

– Умница какая, отлично поела, – хвалю я Катю, а она снова удивляется, как будто я невозможное что-то сказал. – После еды моя очень хорошая девочка отдохнет немного, а потом будет что-то интересное.