– И тебе всё, добрый человек, – пробормотала я, сунула грязный мобильник в карман и огляделась. Все было по-прежнему: жидкий свет тусклых фонарей, мокрый осенний ветер, темные силуэты людей с зонтами на фоне магазинных витрин, спешащие поскорее укрыться в своих теплых сухих квартирах. Недавний всплеск адреналина придавал окружающему некий оттенок обреченности. Ну что ж, пора двигать, Пакета искать. А то вон даже помощь начали предлагать совершенно неожиданные люди… Я привстала и, охнув от боли, уставилась на торчащую из огромной дыры в колготках ободранную коленку.

Почему-то меня доконали именно эти порванные свежекупленные колготки. Просто последняя капля.

Так я не рыдала, наверное, лет десять: захлебываясь, подвывая и причитая в том смысле: сколько можно, да когда же это кончится, да что за жизнь у меня такая!.. Хорошо, из-за непогоды никого на аллейке не случилось; иначе бы точно решили, что у меня или вся родня перемерла или обнаружилась внезапная смертельная же болезнь.

Прижимая основания ладоней к опухшим и наверняка потекшим глазам (ой, да кому я нужна? и конкретно здесь, на темной аллее, и в жизни в целом), я наконец отдышалась и умолкла. Правда, еще иногда поскуливая.

А, нет, скулила уже не только я одна: поставив передние лапы на скамью, помахивая грязным косматым хвостом, на меня преданно таращился Пакет.

Я шмыгнула носом.

– Нагулялся, с-скотина?

Скотина нервно зевнула и села на асфальт. Пес мелко трясся и то и дело принимался пищать. Замерз. Я вспомнила, что у пекинесов из-за их коротконосости проблемы с жарой и с холодом. Пора тащиться домой. Брезгливо подобрала изгвазданный поводок (сама-то наверняка еще краше!), хотя надобности в нем уже не было – Пакет бодро и целенаправленно трусил впереди, то и дело оглядываясь: ну где ты там?

– Да иду я, иду, – ворчала я. Сейчас его еще отмывать полчаса, не могла Леночка вместо белого какого-нибудь черного пекинеса взять… Вставила ключ в замок, повернула туда-сюда, безрезультатно подергала дверь: ну давай ты еще не откройся, чтобы меня совсем сегодня доконать!

Дверь распахнулась так внезапно, что мы вдвоем отпрянули. На пороге стояла Лена собственной персоной.

– О! Ты дома? – спросила я по-идиотски.

Соседка скривила губы.

– Ну да. Все сорвалось, представляешь?! В обед эта сволочь позвонила, сказал, не сможет сегодня. Вот с расстройства маникюр решила освежить, – помахала растопыренными яркими пальцами. Пахну́ло лаком, Пакет чихнул. – Так что, Женечка, будь сегодня другом до конца, вымой его, а?

Чувствуя некоторую солидарность с Леной (вот, даже ее сегодня кинули, что уж тогда обо мне говорить!), я с трудом стягивала промокшую насквозь обувь.

И тут до меня дошло. Значит, пока я галопом носилась по городу, выкраивая время для ее проклятой собаки…

– Когда, говоришь, он тебе сообщил, в обед? А мне тогда почему не перезвонила, что вернешься вовремя?

Леночка повела точеным плечиком, сказала рассеянно:

– Ну раз мы все равно договаривались, что ты Пакетика выгуляешь… О, пора второй слой наносить! Его шампунь и полотенчико где обычно!

Я таращилась на проем гостиной, за которым скрылась хозяйка, и испытывала неистовое желание зафутболить туда же ее «Пакетика», а потом так шарахнуть входной дверью, чтобы та из косяка вылетела.

Псина смирно переминалась на придверном коврике, помаргивая на меня снизу влажными круглыми глазами: знает, скотина, что проштрафился, обычно ведь всегда пытается удрать от банных процедур! Я длинно вздохнула.

– Ну, пошли, что ли…

Понимавший, что сейчас со мной шутки плохи, пекинес смирно стоял в белейшей ванне в потоках грязи и шампунной пены. Я завернула его в персональное банное полотенце с вышитыми собачками, вытерла – Пакет недовольно, но очень тихо ворчал – и легонько подпнула под мокрый хвост в направлении комнаты.