– Ох, ну о чем с ней можно было говорить! Гхм… я имею в виду, мы беседовали о вооружении. Вот, да. Точно! Именно о вооружении! Она так по-умному армией интересовалась.

– И что же ты ей мог по-умному о вооружении-то рассказать, хорек ты душной? – снова взвилась супруга. – Уж хоть бы не врал! Быстро говори – зачем она к тебе таскалась? Только не ври, что ради интимных желаний. У тебя уже лет десять только одно интимное желание – как бы пожрать побольше!

– Гы-гы-гы! И еще поспать. Да, мам? – радостно засучила ногами девица.

Семен Семенович сначала хотел оскорбиться, но потом вспомнил, что момент для этого не совсем удачный, и стал тихонечко подхихикивать:

– Хи-хи, и не говори, Ларисочка, хи-хи. Я и сам не знаю, чего она ко мне зачастила. И не говорила ни о чем, а вот так придет, бывало, усядется и давай ересь армейскую плести. Ну скажите, на хрена ей это надо? И ведь не притронься к ней! Я было хотел раз приобнять, а она как вспрыгнет с кровати…

Семен Семенович понял, что сболтнул лишнее, но было уже поздно – Лариса Федоровна медленно удалилась на кухню и оттуда со всей силушки швырнула в негодяя утятницу вместе со всем содержимым. Прапорщик шустро присел, и утятница грохнулась о причудливый торшер. Раздался звон битого стекла и дикое ржание Серафимы:

– Га-га-га! Ой, сдохну сейчас от смеха! Матушка уже четвертый торшер покупает! Ей чу… чугунный надо… И хоть бы раз в папеньку попала!

Клавдия Сидоровна решила, что сейчас не самый удобный случай для беседы, и по стеночке стала пробираться к выходу. Следом так же передвигался Володя. А в несчастного Семизвонова теперь уже летели стаканы, кружки, и Клавдия успела разглядеть, как Ларисочка прицелилась в мужа кастрюлей.

Только в машине Клавдия сумела перевести дух.

– Вот это я понимаю – воспитание мужа! – с завистью покачала она головой. – Вот думаю, может, Анечке посоветовать такие упражнения?

– Да ну на фиг! Я бы с такой женой в первую же перестрелку погиб от утятницы, – поежился Володя. – Вы не сравнивайте – Лариса Федоровна просто женщина, а моя-то стреляет профессионально. Да и не ходят ко мне никакие Марианны. Кстати, я не понял, а зачем все-таки Зудова приходила к Семизвонову?

Клавдия Сидоровна кокетливо зарделась, повнимательнее пригляделась к Володе и поняла – парень действительно не додумался!

– Володя, ты что, ребенок? Ну зачем женщина к мужчине может прийти домой? Да еще когда точно знает, что жены нет дома. Только за одним!

– Не похоже… Вы же слышали, как Семен Семенович проболтался, что стоит ее обнять, и она сразу с кровати сигает.

– Ага, прямо пастушка-недотрога! А зачем тогда она сначала в кровать прыгала?

– Нет, я не думаю, что она за этим приходила, – над чем-то размышлял Володя, даже не думая заводить машину. – Ну чего уж, прапорщик такой обалденный любовник, что ли? Судя по тому, что она была в тот вечер у Агафьи, она была женщина не бедная…

– Нет, не бедная. И по платью тоже судя.

– Ну и с чего вдруг она запала на этого Семизвонова, которого и родная-то жена не очень хвалит?

Клавдия насупилась. Все-таки ей приятнее было думать, что Мария Зудова страдала невоздержанностью, тогда можно было бы об этом сообщить Акакию, и он не так бы страдал. Да и к ней, к Клавдии, относился бы более трепетно.

– Чего тут думать? Этот Семизвонов просто избавился от любовницы. Ты ведь подумай – преступление мог совершить только тот, кто хорошо знал у Агафьи все ходы и выходы, кто знал про видеонаблюдение. Ведь убийца умудрился не попасть на камеру. А Семизвонову ничего не стоило вызнать такие тонкости, тем более что про видео в доме знали почти все. И еще один момент – в то время, когда убили Зудову, все играли в фанты. В комнате не было Семизвоновых, меня и самой Зудовой. Вот и подумай – кто из нас четверых мог ее прикончить?