И ртутному переливу его глаз, которые также следят за мной и моими движениями.

- Теперь все… идеально, - проталкиваю хриплую фразу.

- Да, - кивает он. На брюки и результат моей работы даже не смотрит. Только на меня.

А потом подхватывает документы и уходит. И только у входа бросает:

- До вечера… Искра.

Киваю. На автомате. И, оглушенная, продолжаю работу. Сортировка документов и записей, изменения в расписании, несколько звонков - программистам, чистильщику дымохода, компании по вывозу мусора, с которой надо перезаключить договор на следующий год. Приходит помощница по хозяйству, женщина в возрасте уже. Она в деревне неподалеку живет и подрабатывает в нескольких домах. С ней первый раз вижусь, но мы знаем о существовании друг друга. Обе немного смущены и не хотим друг другу мешать или разговаривать.

Обычное, повседневное течение дня, благодаря которому лодка в бушующем море эмоций причаливает, наконец ,к надежному берегу.

Ближе к вечеру перекусываю, внимательно смотрю, какие заготовки делает помощница и куда раскладывает их, снова в кабинет перебираюсь. На столе чисто, со шкафом я разобралась, по остальным ящикам лазать команды не было - похоже, работа моя пока закончена...

И вижу в кресле в углу несколько листов.

Медлю… но все-таки поднимаю их. Вчитываюсь.

Почерк Позднякова - четкий, резкий, выверенный, как и он сам. Читать - одно удовольствие.

Его мысли, даже не до конца оформленные и не законченные, в суть проникают, минуя зрительные нервы.

Я смакую звучание и смыслы, а потом только понимаю, что это набросок будущей книги. Эскиз без всяких скучных сюжетных арок, конфликтов и описаний персонажей. Такой эскиз, который делает художник, прежде чем взяться за масло.

И в каждой его линии уже отражена вся история. Про мужчину, которому стали сниться его прошлые жизни, и каждый свой последующий день он менялся, проживал исходя из новых знаний и ощущений, полученных во сне…

- Ну как?

Вздрагиваю. Если что-то и может меня отвлечь от Позднякова или не дать заметить его появление, так это его же творчество. Имела ли я право читать записи?

Смотрю на мужчину. Не раздражен…

- Очень, - выдаю “рецензию”.

- А в твоем издательстве как раз от этого романа и требуют отказаться. Который я уже написал - это не план ты читаешь. Конспект. “Изменить хоть как-нибудь, это же совершенно не будет понятно публике”, - передразнил он редактора. - Ну что, мы будем менять?

- Мы? - вздрагиваю еще сильнее, зачарованная его теплым тоном и каким-то… мягким поведением. Что ему вкололи в городе, что он решил сложить свое опасное оружие?

- Ну зачем-то же ты у меня появилась Ис-скр-ра...

Его слова - многослойны.

Они вызывают множественную реакцию. Возмущение: не появилась, а сама пришла. Осознанно, по-взрослому.

Желание доказать, что есть "зачем". Показать, что, на самом-то деле, я хороша - это просто в издательстве не оценили.

И возбуждение. Опять. От того, как мое имя произносит. От самого контекста сказанной фразы. Возбуждение, с которым я смирилась почти. Которое теперь фоном воспринимается. Фоном всего, что я делаю. Может так и правильно? Не бороться с этим потоком - все равно бесполезно. А плыть в нем. Куда уж он меня вынесет…

- Говори первое, что приходит в голову. Не разделяя, редактор ты или читатель. Не задумываясь и не анализируя, - выдает вдруг Поздняков и ко мне шаг делает. - Что тебя больше всего зацепило в ситуации героя?

- Возможности, - я действительно не задумываюсь. Потому что уже думала об этом. Поясняю, - Возможность прожить больше отведенного каждому. Не одну жизнь, как положено по праву рождения, а столько, сколько захочешь.