– Добрый день, – бесцветно произнесла я, ощущая страшную неловкость.

– Хели! – воскликнул мой бывший жених и, осторожно переложив ноги девушки, встал. – Не знал, что ты приедешь.

Он так и замер там, в другой стороне небольшой светлой комнаты. Домашний, родной, и уже влюбленный в другую. Я не могла сделать и шага к нему. Да и зачем? Только смотрела на Лэма, понимая, что вот он, конец. Но ему уже значительно лучше, и это главное, разве нет?

– Любовь лечит? – спросила без интонации, переведя взгляд на девушку, что поджала ноги и теперь смотрела то на Лэма, то на меня, кажется, даже не подозревая, кто я.

– Давай не здесь, – предложил он, быстро чмокнул возлюбленную в макушку и направился ко мне.

Не здесь, так не здесь. Почему-то во мне всё застыло. Все эмоции, мысли, чувства. Я вышла за Лэмом в коридор, а после и в сад, в маленькую беседку, по крыше которой постукивал мелкий дождь.

– Я хотел сам сказать, правда. Не думал, что ты приедешь сегодня, – сказал Лэм, засунув руки в карманы брюк, глядя на меня устало. – Доктор, которого ты нашла, очень помог. Ну и, отчасти ты оказалась права – любовь, и правда, лечит. Я отвлекся, вылез из замкнутого круга мыслей и образов.

Я медленно кивнула.

– Рада за тебя, – ответила, даже не улыбнувшись. – Извини, я несколько ошарашена, но ты и сам знаешь, что я на самом деле искренне о тебе беспокоилась.

Я замолчала. Посмотрела на Лэма, вспоминая наши неловкие, робкие поцелуи и первые касания, тайные встречи на окраине леса и летние объятия. В груди защемило так, что стало сложно дышать. Он тоже молчал, смотрел с грустью.

– Не ожидала увидеть тебя с девушкой, – призналась я. – Ещё надеялась на что-то. Как же глупо, – я хмыкнула, чувствуя, как становится горячо над верхней губой.

Так всегда происходит во время обиды или когда я едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Ну не время сейчас для этого, не время. Я вдохнула глубоко, и услышала голос Лэма рядом с собой, а затем и несмелое, мимолетное прикосновение к ладони. Вот только его пальцы сразу исчезли.

– Прости меня, что не смог ничего сделать для нас. Мне жаль. И спасибо за твою заботу. Да за всё спасибо, – сказал он громче, нервно. – Я верну все, что ты потратила на моё лечение. Спасибо тебе, Хели. Я виноват, что так и не смог справиться с этим сам. Всё испортил.

Я моргнула, повернулась к нему. Попыталась улыбнуться.

– Ничего не нужно, Лэм. Я все понимаю. Пусть у тебя всё сложится. Главное, что тебе сейчас лучше, иначе вина бы сожгла меня.

– Лечение больше не требуется, к счастью. Тебе не в чем себя винить, ты же знаешь.

Я кивнула. Слова иссякли, горло перекрыли невыплаканные слёзы. Я ещё раз глубоко вдохнула носом.

– Вернёшься к родителям?

– Нет. Там меня не ждут – отец всем говорит, что у меня травма и я не вернусь. Так что уедем с Олией подальше отсюда, к морю, в тепло. Здесь делать нечего.

– Что ж. Тогда прощай, Лэм. Береги себя, – проговорила я с трудом, осипшим вдруг голосом.

– И ты. Береги себя, Хели.

Мы прошли в дом, тетушка предложила остаться на ночь, мол, нечего ехать куда-то на ночь глядя. Но у меня ещё было достаточно времени, чтобы вернуться в дом господина Терренса, как раз через час должен приехать поезд. Поэтому я взяла не пригодившиеся вещи и ушла.

Глаза болели так, словно я их обожгла. На душе было не лучше. Хотя, помимо ревности, обиды и затаенной боли была и радость. И даже облегчение – Лэму лучше. Я оставила его тёте деньги на оплату счёта, который выставил доктор, и теперь хотя бы за это могла быть спокойна.

Я плохо соображала, в голову будто ваты набили, и мысли с трудом пробивались сквозь неё. Так и ехала в поезде, почти без размышлений, просто глядя в окно, сидя с напряжённой спиной и широко распахнутыми глазами.